Полдень, XXI век, 2010 № 05

Он тяжело, сгорбившись, поднялся из-за стола — и все же в последний момент сумел расправить плечи, будто подставляя их под давно ожидаемую ношу.

Таким его и запомнил Дайдзиро. И еще запомнил, что в глазах учителя больше не было обреченности. Был выбор, так похожий на отсутствие надежды и так отличающийся — как отличаются небо и его отражение в пыльном стекле.

— Он не объяснил мне, — повторил Дайдзиро, осознавая, что произносит ложь.

Мисаки сложила маленькие ручки на коленях и склонила к плечу голову со сложной придворной прической. Ее кимоно, с традиционным журавлиным узором было бледно-лиловым. Махровая сирень, сиреневое ори, сладость и горькое послевкусие, благовонное масло, огонек в светильнике и темнота по углам.

— Это очень просто, — четко сказала женщина. — Он испугался. Ты знаешь…

Снова «ты», подумал принц, вот и начались игры в интимность.

— …ты знаешь, что Бишамон терпеть не мог Хайдеки и боялся его, как огня?

Женщина замолчала и впервые посмотрела на любовника прямо. Черные, подведенные краской глаза блестели выжидательно и тревожно. Она что-то хочет узнать, выпытать, только вот что? Что?!

— Я знаю, что между ними не было дружбы.

Мисаки фыркнула, как кошка, и всплеснула ладошками.

— Дружбы?! Дружбы? О чем ты говоришь, Дайдзи? Хайдеки пятый в ряду наследования и рвется к трону с первой же минуты, как сошел с гайдзинского корабля. Не из жажды власти, не для себя — он хочет перемен. Он видит, что мы загниваем, что наша жизнь неестественна, что мы утратили огонь и медленно, который век угасаем… А твой Бишамон… о, я зря назвала его дураком. Он тоже все отлично понимал. Только ему было мило угасание, ему приятно было купаться в тоске и отчаянии, как свинье приятно ворочаться в раскисшем болотище. Он упивался нашей беспомощностью и ничтожеством, он сотворил из этого культ. Как ты думаешь, почему Бишамон, великий Бишамон, не создал ни одной ши-майне, посвященной победе? Хотя бы былой славе нашего оружия, ведь были и у нас когда-то победы? Нет, ему мило было поражение, смерть, тлен. И, что самое страшное, он заражал и других своей музыкой. Он покорил двор, довел твоего брата до беспробудного пьянства, он почти завладел и тобой… Покровительница Инари! Я была так рада, когда он наконец сгинул и оставил тебя в покое, — а теперь ты хочешь пойти за ним и закончить эту ужасную мистерию…

— Постой, — нахмурился принц, — учитель говорил мне совсем не то при прощании…

Какая-то мысль пробивалась на поверхность, мысль неприятная и стыдная, которую следовало бы спрятать, однако не при стало стоящему вплотную к престолу прятаться от собственных мыслей. Он где-то слышал уже подобные рассуждения, только вот где, от кого? Дайдзиро расслабился и позволил мысли завладеть им, и она всплыла во всей неприглядности…

— Откуда ты все это знаешь? — тихо спросил принц. — Ты могла подслушать разговоры мужчин на пирах после Совета, но даже если и так, ты слишком осведомлена…

Мысль набивала оскомину, как неспелый плод сливы. Подняв глаза на любовницу, Дайдзиро ровно спросил:

— Моносумато-но Хайдеки… Вы обменивались ори?

В смехе женщины прозвучала такая издевка, что юноша невольно отпрянул и покраснел.

— Обменивались ори? — протянула Мисаки. — Дорогой мальчик, Хайдеки чужды такие тонкости. Он видел иные миры и летал на железных драконах, но вот в искусстве обмена ори господин Моносумато не силен. Шестнадцать лет среди варваров, его можно понять. Слиянию душ он предпочитает сплетение ног…

Дайдзиро передернуло.

— Но это же… низко, гадко. Только простолюдины, спешащие народить побольше детей, занимаются этим, а люди благородного происхождения…

— Да-а? А что ты знаешь о сплетении ног?

Улыбка Мисаки стала… лукавой?

— Ты-то сам хоть раз пробовал?

Щеки Дайдзиро вновь обожгла краска.

— Я… в Киган-ори, когда мы с учителем…

— Вы с учителем? Как интересно…

— Да не мы с учителем! В Первом Мире ничего не знали про ори, и я подумал…

— Не о чем тут думать, — неожиданно грубо сказала женщина и вдруг с силой толкнула Дайдзиро в грудь.

Он упал на циновку — а Мисаки, лисица, ветреница, еретичка — уже тянулась к его поясу. Шелковая ткань оби развернулась со змеиным шелестом…

Юноша поднял руку над бассейном и разжал ладонь.

Узкая лодочка ивового листа закружилась, и вода в фонтане стала чуть темнее.

Дайдзиро знал, каким будет второй вопрос. Ждал его и все же медлил, однако бесконечно ждать невозможно. Он потянулся и наугад сорвал второй листок, быстрым, вороватым движением, словно надеялся обмануть Киган-ори или саму судьбу. Однако Леди Волны прозревает сквозь любые обманы, а от судьбы и вовсе никуда не деться.

«Кого ты больше всего ненавидишь?» — шепнул смятый в ладони зеленый лист.

— Больше всех я ненавижу Хайдеки Моносумато, — прошептал Дайдзиро с такой истовостью, что сам чуть не поверил — и мог бы поверить, и должен был бы поверить…

Зал ши-майне называется Сердцем, и в первые минуты, после того как отзвучит музыка и угаснут образы, и вправду кажется, что светлое дерево его стен едва ощутимо пульсирует. «Куоре», говорил Акира, похоже и не похоже на привычное «кокоро». Куоре.