Полдень, XXI век, 2010 № 10

С перспективами – это потом, а текущие дела военное ведомство исполнило с успехом, и в феврале 1878-го подписан Сан-Стефанский договор. Позже, на Берлинском конгрессе, условия договора, выгодные для России, были урезаны, но это – по дипломатическому ведомству. А вот, к примеру, железная дорога Бендеры – Галац была по военной необходимости построена с небывалой быстротой, да сверх того проект этой дороги был представлен на III Всемирной выставке в Париже в 1878 году как выдающееся достижение инженерной работы. Кстати, на выставке большую популярность имел привязной аэростат Жиффара – помните такого? – и сам Менделеев опробовал этот аттракцион и был удовлетворен весьма. То есть все персонажи присутствуют, история продолжается со всеми сближениями и случайными рифмами. В феврале 1878-го – Сан-Стефанский договор, а в апреле – заседание комиссии по проекту будущего самолета. Состав комиссии заметно изменился. Менделеев, как мы наблюдаем, был в загранкомандировке, где Богословский – неизвестно, а во главе комиссии поставлен генерал-лейтенант Герман Паукер, профессор Николаевской инженерной академии. В книжке 1951 года издания вы прочтете, что подлый немец Паукер был враг России и прочее, но это как раз фантастика. Время-то шло, энтузиастов сменили люди сугубо практические, требующие не идей, а расчетов, которых не было и быть не могло. А Паукер, мало того что тридцать лет преподавал высшую математику и строительную механику, так и был, по-нынешнему говоря, не в теме. Натурально, он не мог одобрить этот проект.

Звезды поменяли свое благорасположение, а трезвый фантаст методично осаждал военное и морское ведомства. Морским министерством тогда заведовал С. С. Лесовский, под командованием которого Можайский в молодости служил на корвете «Диана». Не знаю, насколько они были близки, но морское министерство всячески поддерживало фантаста и писало, например, министерству финансов, что «ввиду весьма важных в военном отношении результатов, которые можно ожидать от успешного разрешения вопроса о воздухоплавании, признает согласным с интересами правительства оказать возможное пособие капитану Можайскому в настоящем деле». Министерство финансов, само собой, норовило отказать «ввиду затруднительного в настоящее время положения Государственного Казначейства». В 1880 году Минфин все-таки выделил 2500 рублей, и начались суровые будни: закупка паровых машин в Англии и постройка аппарата в натуральную, так сказать, величину в Красном Селе.

Во множестве советских и постсоветских источников мелькает множество версий о результатах этих трудов. Там, знаете ли, чудеса, там за штурвалом самолета Можайского сидит механик Голубев, который близкая родня поручику Киже, там дата испытаний варьируется в интервале трех лет, там стенания о горестной судьбе гения нашего, которого травили «царские чиновники и иностранцы на русской службе». Там полет фантазии, что вполне в теме. А в «Военной энциклопедии» (1915 год, изд. И. Д. Сытина) можно прочесть: «…аппарат был построен, при материальной поддержке военного ведомства, лишь в 1884–1885 гг. <…> Первый полет аэроплана на военном поле в Красном Селе дал результаты неважные: аппарат отделился от земли, но, будучи неустойчивым, накренился на бок и поломал крыло. Дальнейших опытов не было за неимением средств. Аппарат Можайского интересен как первая практическая попытка построить большой аэроплан».

Чуда не случилось, фантастика non fiction не знает чудес. Не было нужных движков – да что движки! – не было теории, позволяющей рассчитать компоновку аппарата, подъемную силу и все прочее. Никто не знал, как обеспечить устойчивость и управляемость в полете. Можайскому все время не хватало денег, но поистине – не в деньгах тут счастье. Хирам Максим – изобретатель того самого пулемета! – имел средства, которые Можайскому и не снились. Сообразно средствам он в 1893 году – почти через десять лет после Можайского – построил нечто грандиозное: длина – 60 метров, мощность движка – 362 л. с. То есть лошадиных сил было в десять раз больше, чем у Можайского, но движок – опять паровая машина! Результаты испытаний традиционны: оно взлетело и упало. Паровая машина – ахиллесова пята первопроходцев авиации, она же – родимое пятно промышленной революции.

Еще через десять лет братья Райт построят то самое, что получит титул первого самолета. Они поставят двигатель внутреннего сгорания, и примечательно, что купить именно тот движок, что был им потребен, они не могли – ассортимент был еще скуден. Они собрали свой двигатель из готовых компонентов и, так сказать, «на коленке» открыли эпоху подлинной авиации, эпоху аппаратов тяжелее воздуха. «Коленка» оказалась поворотной точкой, точкой бифуркации, если угодно.