Полдень, XXI век, 2011 № 03

– Ну… На первое время сойдет.

– А контракт, а пенсионный фонд, а премиальные?

– Да ничего нет. Просто поле, пахать поле, и все.

– Ну… – Шаталов задумался, – за комнату-то мне хватит заплатить?

– А что тебе комната, живи у меня в доме.

– У вас дом? Ни фига себе, сказал я себе… – Шаталов посмотрел на серую, выцветшую одежду старика, откуда торчали пучки соломы, – интересно… Нет, ну это интересно будет, поле-то пахать?

– Ну как… Мне интересно было.

– Ну ладно, дед, уговорил… А машина твоя где?

– Да какая машина, на электричке поедем.

– Это что… из Москвы уезжать, что ли?

– А ты как думал? Чтобы пахать поле, нужно уезжать из Москвы. В Москве поля нет. Пошли, парень. Ты без работы остался, так пойдем пахать поле.

В электричке Шаталов смотрел, как мелькают мимо редкие лесочки, тощие березки, жухлые, пожелтевшие луга, только-только очнувшиеся от долгой зимы. Шаталов не понимал, что значит – пахать поле, с чем связана эта работа – с рекламой, с менеджментом. Открыл сумку, пощупал свой аттестат – еще возьмут ли без университетского…

Дед вывел его из электрички на пустой станции, где не вышел никто, здесь только и было, что бетонная платформа и столбик с табличкой, где значилась какая-то не то Глухаревка, не то Тетеревка. До заброшенной деревеньки шли по бездорожью, приминая траву, – крохотные серенькие зверьки вырывались из-под ног с оскорбленным писком, и Шаталов догадался, что это мыши.

– Ну вот, здесь, значит, жить будешь, – старик открыл дверь неприметного дома, откуда пахло, как из пекарни.

– Здесь? Это и есть ваш дом?

– Он самый и есть. Вот полати вдоль стены, тут спать будешь, а зимой на печке, а что еще надо?

– А… где же поле? – не понял Шаталов. – Вы мне поле обещали. А какое поле там будет, силовое или магнитное?

– Ишь ты какой шустрый, все-то ему скорее увидеть надо… – старик прищурился, – ну ладно, пойдем, посмотрим, раз ты такой…

Они вышли на улицу, старик повел Шаталова на край деревни, кажется, это называется околица, Шаталов читал в энциклопедии. За околицей ничего не было, только земля, черная, грязная земля, с редкой травкой, добрая половина этой ровной безлесной земли была изрыта, и по ней ходили грачи.

– И где же поле? – повторил Шаталов.

– Да вот оно, перед тобой. Вот земля эта и есть поле, его пахать надо.

– Пахать – это как?

– А вот так, сейчас увидишь, как… Пошли в дом, давай, сымай свои пиджаки-галстуки, нечего марать…

Когда Шаталов переоделся в бесформенную холщовую рубаху и замызганные брюки, дед уже запряг серую неказистую лошаденку, и странно было, что запряг в какую-то телегу без колес, вместо колес были острые зубья, и Шаталов не понимал, как эта штука поедет по земле.

– Готов? Ну все, пошли пахать, что ли, давай, Славка, н-но-о-о! – он легонько хлестнул лошадь. – Давай, становись сзади, нажимай на соху, вот, а я за тобой пойду, зерно сеять буду…

– А вы неправильно делаете, – не выдержал Шаталов, – телега должна быть на колесах, а не на зубьях, так она никуда не поедет, только лошадь замучаете.

Старик хрипло расхохотался, так, что грачи взмыли в небо с оскорбленными криками.

– Ну ты даешь, парень… Ох, чему вас только учат в вашей Москве или где ты там… Ну, знаешь… Объяснять мне тебе сейчас некогда, давай, жми на соху, пусть она землю роет, а я семена бросать буду…

– Ни фига себе, сказал я себе. А… зачем? Бред какой-то…

– Бред не бред, а делай, что тебе говорят. Потом увидишь, зачем все это. Н-но-о-о!

Шаталов вздрогнул, нажал на соху, лошадь взмахнула драным хвостом, пошла вперед, вперед, за ней двинулась вся процессия, старик запел что-то, как на Муромской дорожке стояли три сосны, – и здоровенные черные грачищи потянулись следом. Шаталов покорно шел вперед – дед явно сошел с ума, а с сумасшедшим спорить бесполезно, лучше кивать и соглашаться, потом уже подумаю, как отсюда сбежать. Дождаться, когда он заснет, а потом…

Старик шел за странной телегой, пел, бросал в землю то, что он называл зернами. Фыркала лошадь, метались вокруг черные длинноперые грачи…

– А завтра мы… опять пахать будем? – простонал Шаталов, вваливаясь в избу.

– А то, – весело отозвался старик, – что еще делать-то?

– Ни фига себе, сказал я себе, – Шаталов вздохнул, снова хотел напомнить, что не видит в этом никакого смысла, но промолчал.

Старик бросал в разрытую землю зерна – в этом было что-то мистическое, какой-то сатанинский ритуал, ритуал смерти, умирания, погребения, – и Шаталов думал, как бы дед не похоронил заживо самого Шаталова, а ведь от сумасшедшего всего ожидать можно.

– Ну все, умывай свою харю чумазую, ужинать будем, – приказал дед, расставляя на столе тарелки с пооббитыми краями, вытаскивая из печи что-то горячее, дымящееся.

– Это что, овсяная каша, что ли? – недовольно спросил Шаталов.

– А ты что хотел? Манну небесную? Ну нет, парень, это тебе не Лондон-Париж…

– Да ничего, деревня она деревня и есть. В Москве сейчас все в ресторанах суши, роллы, вы не пробовали? Я три раза пробовал, так и не понял, что это такое… Ни фига себе, сказал я себе…

Старик молчал, кивал потихоньку, посматривал в окно, как будто ждал, что произойдет что-то необычное.