От самого себя и от Саньки, от Реформаторши, от деда Фалалея и других живых, а частью уже ушедших людей я отделен не только запуском первого искусственного спутника Земли, не только полетом в космос Юрия Гагарина и триумфальной высадкой человека на Луне. От самого себя и от Саньки тех лет я отделен не только уничтоженными башнями нью-йоркских Близнецов (а я поднимался на Южную), не только такими долгими (как тогда казалось) днями ГКЧП, и Чернобыльской катастрофой, и дефолтом 1998 года. Сама политическая карта мира менялась на моих глазах, границы государств съеживались и расширялись, вели себя как живые. Пол Пот, Йенг Сари, Джон Кеннеди, Ким Ир Сен, Мао Цзе-дун, Даг Хаммершельд, Хрущев… Тысячи и тысячи сливающихся в общей панораме лиц… Все уходит, все уходят… Однажды в украинском баре (уже зарубежном) я спросил американского фантаста Роберта Шекли (редкие пегие волосы, оттопыренная губа, морщинки от глаз к уголкам рта): «Почему вы так много пишете о смерти?» Он улыбнулся: «Потому что это самый интересный момент в жизни».
Не знаю, не знаю…
На моих глазах отшумели десятки разных теорий…
Одни оказывались изначально ложными, другие вызывали протест, третьи – активный, но все-таки временный интерес, к некоторым и сейчас сохраняется должное уважение. Но самой нужной, самой человечной кажется мне та, знанием которой так щедро наделил меня мой друг Санька Будъко 18 мая 1957 года. Что бы ни происходило в мире, как бы ни складывалась наша жизнь, я повторяю и повторяю те слова, как заклятие: ведь не может быть, ведь не может быть, ведь не может быть чтобы к вечеру каждого прожитого нами дня мы не становились бы чуть лучше, чем были утром».
Мартович, выходит, что твой роман «Теория прогресса», выдвинутый в 2010 году издательством «Текст» на литературную премию «Русский Букер», – это переработанный «Апрель жизни»?
Нет, это не переработка. Или, скажем так, не просто переработка.
Из «Апреля жизни» было выброшено главное: история инвалида войны Пескова. А я и сейчас иногда вижу во сне всех этих костыльников и колясочников, выигравших войну и выброшенных на перроны и улицы – нищенствовать и помирать. Мы боялись их и в то же время жалели. И когда они однажды исчезли, это было так же непонятно и страшно, как раньше было страшно и непонятно видеть их массовое появление. Специальным указом инвалидов раскидали по провинциальным домам инвалидов. «Затопили нас волны времени, и была наша участь мгновенна». Теория прогресса работает не на всех – в этом ее минус…
Перестройка помогла Геннадию Прашкевичу вернуться в литературу.
«Пять костров ромбом» (1989),
«Фальшивый подвиг» (1990),
«Кот на дереве» (1991),
«Записки промышленного шпиона» (1992),
«Шпион против алхимиков» (1994),
«Шкатулка рыцаря» (1996)…