Полдень, XXI век, 2011 № 09

В тот вечер я гулял по берегу. Конец апреля – днем уже вовсю жарило солнце, а под вечер вдруг похолодало. Резкий северо-восточный ветер разрушил весеннюю идиллию и продувал тело до последней косточки. Море слегка штормило. Я замерз, но упорно брел по берегу, поддевая носком кроссовки камешки и расшвыривая их в разные стороны. Пару часов назад у меня состоялся невеселый разговор с Ритой (той самой Ленкиной соседкой), я понял, что зря рассчитывал на какие-то чувства. Теперь не хотелось ни идти в дом, ни разговаривать с дядей, ни смотреть очередной этап «Формулы» (как мы это делали почти каждое воскресенье). Я брел и брел. Доходил до пирса, поворачивал обратно и снова брел. Я проделал этот маршрут раз двести, когда, пнув очередной камень, заметил его. Огненно-алые лучи закатного солнца отражались в небольшом стеклышке, присыпанном песком и обломками ракушек.

Не знаю, почему я нагнулся, обычный осколок, на пляжах таких полно. И все-таки… нагнулся. Полупрозрачное стеклышко легло в ладонь и тут же уютно там устроилось. Пальцы коснулись закругленных краев, покатали неправильный квадратик в ладони. Я поднес его к глазам, посмотреть на просвет: солнце тускловатым размытым пятном скользило за горизонт, уплывала в тень скала на горизонте, покачивался на грани между Зыбью и Явью дядин домишка. «Пора бы… ужин…», – прошептал дом. «Холодно… ходит… замерзнет». Я вздрогнул и отнял стекло от лица. Дядя зовет?

На пороге никого не было. Дверь не шевелилась, оба окна закрыты. Померещилось? Я огляделся – никого. Медленно поднял голубое стекло.

«Лестница… ставить… все старое… где?., жаль… Андрей… Ритка… замерз… ужин…»

Рука с осколком упала.

Так, ладно, что бы мне ни мерещилось, а домой действительно пора – ног, ушей и кончика носа уже не чувствую.

– Ой, дядя Андрей, а что это такое?

Я обернулся.

Леська с ракушкой в перемазанных илом и песком ладонях стояла на пороге и пялилась на Фиговину. Я подавил желание немедленно спрятать ее обратно в шкаф – глупости все это, скрывать – только раззадоривать любопытство – и просто отодвинул в сторонку.

– Иди умойся, чудо завазюканное, потом расскажу.

– Ага, я щас!

Племяшка умчалась с быстротой молнии и с такой же скоростью вернулась.

– Ну?..

– Баранки гну. Куда ракушку девала?

– Я ее в ванной оставила, потом помою. Расскажи, ну расскажи, что это?

Стеклышки отразились в серых глазах, с интересом уставившихся на смешную конструкцию моей сборки, превращая их в голубые. А ведь Леська похожа на дядю, вдруг понял я. Удивительно похожа. Да и… на меня самого, пожалуй. Не столько внешне, хотя и высокий лоб, и оттопыренные ушки – это наша порода, сколько вот этим сероглазым любопытством. Дяде было интересно все и всегда, он находил необычное там, где остальные прошли мимо, он редко по-настоящему скучал. И смотрел точно так же, как сейчас эта девчушка, когда однажды я в его присутствии свел два стеклышка вместе…

– С помощью этой штуки, Леся, – торжественно начал я, – я могу узнать, о чем ты думаешь.

Племяшка покосилась на меня с долей здорового удивления.

– Как можешь?

– А так. Смотрю сквозь стеклышки и читаю твои мысли.

Леськино лицо выразило крайнюю степень недоверия. Она протянула руку, потрогала железку.

– Это что, миелофон?

Я хмыкнул.

– Ну, допустим, миелофон.

– И как он работает?

Вопрос прозвучал неожиданно по-взрослому, я даже растерялся, не зная, что ответить.

– М-м… – Я почесал в затылке и решил процитировать Эдмонда Гамильтона (не учебник же физики, в самом деле). – У каждого человека есть сознание, сознание – это сложная система полей…

– Торсионных?

– Что? – тут я окончательно опешил. – Откуда ты знаешь про торсионные поля?

– Мама увлекается, – махнула рукой Леська. – Все время с тетей Олей эти поля обсуждает.

Я с облегчением выдохнул. Понятно, девочка услышала умное слово.

– Нет, не торсионные. Торсионные – это ненаучно. А по науке…

– Так ты их прям слышишь? – перебила она меня, явно не заинтересовавшись наукой (вот ведь девчонки, неведомых полей им не надо, а пощупать и потрогать – это дай подай).

– Мысли-то? Слышу, ага.

– Честно? Дядя Андрей… Не, честно? Ну… скажи тогда, о чем я сейчас думаю?

Несколько мгновений я боролся с искушением. Нет, нельзя. Это же Леська. Втягивать собственную племяшку в эксперименты… Дело даже не столько в этике, просто… Просто тот пожар шестимесячной давности что-то повернул в мозгах. Мне кажется, все тогда произошло не случайно. Может, так и начинается паранойя, но я думаю, мы с дядей поплатились именно за игры со стеклышками.

– Ты думаешь… – Я взялся за «Витрум», старательно хмуря лоб и изображая работу сознания. – Ты думаешь о том… что у нас будет на обед.

Леська подскочила на месте и совсем невежливо стукнула меня по плечу.

– Ну-у, нет! Дядя Андрей! Давай по-честному!

Я улыбнулся.

– Это и есть по-честному.

Леська плюхнулась на стул, кривя губки.

– Так ты пошутил? Это не миелофон?

Пришлось развести руками.

– Извини, пошутил, ага.

– Тогда что?

– Да так, безделушка.

– А почему тут не хватает одного стекла?

В железной подставке действительно торчал еще один пустой штырек.