Полдень, XXI век, 2011 № 09

Зябко, сыро, тревожно. Не надо было ему ездить к этой девушке. Пусть бы опера… Желтые листья кружили у ног, как хитрые псы, заглядывали в глаза, пытаясь прочитать его мысли. И отвлекали. Как ни старался Смирнов сосредоточиться, вместо логических цепочек в голове вертелись обрывки детского стишка. «Ростом высокий» – это хотя бы из описания предполагаемого убийцы. «Об одном оке» – уже бред. Ростом высокий, об одном оке. Бред.

И ведь было же чувство, что он откуда-то знал того мужчину. Неприятный тип, с таким лучше не встречаться. Бандит, наверняка. Где-то слышал он такой словесный портрет. Стишок мешал, не отвязывался. Ростом высокий, об одном оке. Плечи в поларшина, на голове щетина. Бабушкиным голосом…

Стоп!

Смирнов остановился, замерли и листья, подняв кверху любопытные морды.

– Пошли вон! Ничего не скажу! – погрозил им следователь прокуратуры. – Но это же и есть описание убийцы! Что там дальше?

Листья не знали или не хотели говорить. А Смирнов не помнил. И, если честно, совсем не хотел вспоминать. Настолько не хотел, что у него противно сосало под ложечкой от одной мысли, что он может этого убийцу найти.

Поэтому он достал трубку и набрал бабушкин номер.

Отвратительное зрелище. Особенно гадко кровь смотрелась на стенах, как будто кто-то размахивал шлангом или душем… кровавым душем. На полу лужа, диван почернел от огромного сочного пятна. Бабушка лежала у окна, лицом вниз, на седых растрепанных волосах запеклась темная пена. Тошнотворно пахло бойней. Смирнов подошел, присел и нежно погладил свою бабулечку-роднулечку по худой спине, удивляясь где-то на задворках сознания аляповатой черно-белой кофте.

Потом в квартире появились люди. Их было много, они здоровались, фотографировали, раскрашивали столешницы и дверные ручки кисточками, добывая отпечатки. Смирнов устал и ушел в кабинет, сел в любимое кресло. Мысли путались, а перед глазами стояла забрызганная кровью стена.

– Толик, ты здесь? – в кабинет вошла сухонькая старушка в темном, волосы собраны в пучок, на носу очки в металлической оправе. – Сиди, сиди. Может, чаю тебе заварить?

«Кто-то из бабушкиных подружек», – Смирнов отрицательно повертел головой. Очень знакомая, сто раз ее встречал, это точно, но не вспомнить ни имени, ни откуда она. Хотя, и так понятно, что соседка: узнала и пришла. Стоявший в горле сухой ком вдруг погорячел и раздулся кверху, в глаза, выдавив жгучие слезинки.

– Судьба такая, Толечка, – вздохнула старушка. – Надо справляться. Сколько власти он себе забрал, смотри-ка. А все с Леночки началось. Ты помнишь Леночку?

– Ммм, – выдавил Смирнов. Прямо сейчас он помнил только одну Леночку – Елену Малову, но вряд ли речь шла о ней.

– Надо вспомнить, – нравоучительно сказала гостья. – Надо! Ты и так слишком надолго все забыл. В секретере – в стенке секретер, знаешь? – возьмешь самодельный конверт из зеленого картона, там все. И держись, внучок. Удачи тебе.

– Спасибо… – недоумевающе пробормотал Смирнов. Теперь ему хотелось получше рассмотреть так хорошо проинформированную старушку, может, имя-фамилию вежливо узнать. Но пожилая женщина отошла к окну и с интересом рассматривала что-то во дворе.

– Голуби, – сказала она, – осень.

– Толь! – кто-то внезапно ударил следователя по плечу. Смирнов вздрогнул, повернулся. – Ты спишь, что ли? Не заболел?

Недоуменно моргнув на опера, Смирнов быстро посмотрел обратно, на окно. Никого.

– Слушай, ээ, Костин, а здесь была бабулька такая? – спросил как можно небрежнее, заодно зевнут и прикрыв ладонью рот.

Но опер на небрежность не купился, хотя и второй раз про «заболел» спрашивать не стал.

– Не было бабулек. Слушай, а как ты вообще здесь оказался?

– Ну, – Смирнов скорбно покачал головой, – убитая – моя бабушка.

– Бабушка?

Интонация у опера была очень неправильной, поэтому Смирнов встал и вышел в комнату с кровью.

В белом меловом контуре лежала смутно знакомая женщина лет сорока, темные короткие волосы, пунцовая помада, пятна крови на лице и кофте. Перерезанного горла было почти не видно. Следователь напряг мозговые извилины и внезапно выловил из них хоть какое-то настоящее воспоминание.

– Это Люба, дальняя родственница из Саратова. Или Саранска, путаю их. Она живет… жила здесь примерно с полгода, после того, как бабушка…

Ага. Умерла, а сегодня пригласила в гости на чашку чая. Но этого никому знать не надо.

– Сегодня я заехал взять некоторые вещи и обнаружил ее убитой…

– А квартира кому досталась? – виновато поинтересовался опер, изо всех сил притворяясь, что не думает ничего плохого.

– Моим родителям, – возмущенно осадил его Смирнов. – Бабушка оформила дарственную еще при жизни. Так что – никаких инсинуаций!

– Что за вещи? – продолжал выспрашивать бестактный Костин.

– Фотографии, – уверенно ответил следователь. – Так я возьму?