Полдень, XXI век, 2011 № 11

– Депутату Хацимоеву? – поджала она губы.

– Памяти его, безвременно убиенного, – уточнил Могол.

Депутата Хацимоева застрелили во дворе месяц назад. Он возглавлял комитет по надзору за расходованием государственных субсидий, на которые строил себе особняк за городом. Однако переехать в особняк не успел. Вероятно, с кем-то не поделился, но на мемориальной доске было высечено, что убили его по политическим мотивам.

– А кто распорядился? – возмутилась дворничиха. – Меня первую в известность должны ставить!

– А ты к вдове зайди, – отмахнулся молотком Могол. – Её идея…

– Выходит, самоуправство? – заключила баба Вера. – Разберёмся! – грозно пообещала она и решительно направилась к дверям второго подъезда.

Гулкие удары молотка эхом разносились по двору, но больше, кроме дворничихи, никто из жильцов не проявил интереса к грохоту. Только Портянкин, живший на пятом этаже, выглянул в окно, посмотрел на Могола в бинокль, нехорошо ухмыльнулся и исчез в глубине комнаты. Пошёл писать очередной донос участковому, сержанту Милютину. По части доносов Портянкин был мастак и уже в печёнках сидел у участкового, так как настоятельно требовал незамедлительного реагирования на свои заявления.

Минут через десять баба Вера вернулась, поглаживая оттопыривающийся кармашек фартука.

– Если б Хацимоев брал пример с жены и не был таким скупердяем, то ещё бы пожил, – доверительно сообщила она Моголу. – Как закончишь, меня кликни. Приберу за тобой мусор.

– Можешь приступать, – сказал Могол, втыкая в пробитые дырки пластиковые пробки. – Мне доску осталось повесить. Подсоби.

Дворничиха подала мраморную доску, Могол приставил её к стене, ввернул золочёные болты и, отстранившись на стремянке, посмотрел на свою работу.

– Лепота! – сказал он. – Как помру, мне такую же повесьте. Мол, жил в этом доме последний потомок великого народа татаро-монголов.

– Ишь, размечтался! – фыркнула баба Вера. – Слазь, подметать буду.

Пока Могол вкручивал болты, она успела сходить за совком и метёлкой.

Могол вынул из-за пазухи сложенный в несколько раз кусок полотна, развернул его и набросил материю на доску.

– Сегодня в три открывать будут, – сообщил он, спускаясь со стремянки.

– Опять цветами намусорят, – недовольно резюмировала дворничиха и принялась подметать. Недовольство она проявляла для порядка, в душе надеясь за уборку двора после торжественного открытия мемориальной доски выцыганить у вдовы дополнительное вознаграждение.

Могол отнёс стремянку и вновь появился на крыльце, оглядываясь по сторонам с видом воробья, возомнившего себя орлом. Вдова хорошо заплатила за работу, жены, которая непременно отобрала бы деньги, дома не было, и потомок великого народа татаро-монголов искал собутыльника. Не увидев во дворе никого, кроме сидевшего в беседке Похмелкина, Могол зашагал к нему.

– Привет, Похмелюгин! – сказал он, подходя.

– Здравствуйте, – смущённо кивнул Дима и робко поправил: – Я – Похмелкин.

Могол на поправку не обратил внимания и спросил напрямик:

– Пива хочешь?

Дима замялся. Никаких алкогольных напитков, даже пива, он не потреблял.

– Ну… э-э… – замямлил он, стеснительно отводя взгляд в сторону.

Могол воспринял его нерешительность по-своему.

– Гони двадцатку, сейчас принесу!

Вдова Хацимоева дала на две бутылки водки, но тратить эти деньги на пиво Могол считал кощунством.

Дима пить не хотел, денег давать тоже, однако из-за своей чрезвычайной стеснительности отказать не смог. Полез в карман, достал двадцать рублей и протянул Моголу.

– Жди здесь, скоро буду! – пообещал Могол и помчался в ларёк за углом.

В то, что Могол вернётся, Дима не поверил, поэтому остался сидеть в беседке, продолжая бросать тоскливые взгляды на окна Машкиной квартиры. Вдруг она выйдет во двор, поздоровается с ним, и тогда он, наконец, решится пригласить её на дискотеку. Или в кафе. А потом… От возможного продолжения у Димы перехватывало дух и сладко кружилась голова.

Во двор въехал грузовик с горой плотно набитых мешков, остановился у третьего подъезда, и шофёр посигналил. На звук клаксона на крыльцо выскочил кавказец Гиви, снимавший двухкомнатную квартиру на первом этаже, открыл борта, и они вместе с шофёром, также кавказской национальности, начали споро таскать мешки в подъезд. Гиви торговал на рынке и использовал снимаемую квартиру под склад. На мешках крупными трафаретными буквами было написано «ГЕКСОГЕН».

Из своего окна выглянул Портянкин, прочитал в бинокль надпись и со злорадной усмешкой бросился к телефону.

Вопреки ожиданию, Могол вернулся, хотя и отсутствовал минут десять. В руках он нёс двухлитровую пластиковую бутыль с пивом, карманы оттопыривались двумя бутылками водки. Бутыль с пивом была надпита, а Могол слегка навеселе.

– Заждался, Алкашов? – весело поинтересовался он, поставил бутыль на столик и вынул из кармана пластиковые стаканы.

– Не… – смущённо повёл плечами Дима и снова просительно поправил: —Я – Похмелкин.

– А по мне – хоть Петров-Водкин, хоть Иванов-Сам огонов! – осклабился Могол и сел. – Сейчас мы с тобой пивка креплёного врежем. Сам понимаешь, пиво без водки – деньги на ветер.