Полдень, XXI век, 2011 № 11

Оно подёрнуто липкой духотой и изваляно в жёлтом песке, как будто сыр коркой спёкся. Лицо Танечки на фоне блёклого неба такое теплое, загорелое. Ровный пробор, каштан до плеч и карапуз, присосавшийся к груди…

Андрей Дубинский Мне так хорошо сейчас Рассказ

Когда Океюшко вошел в раж и, показывая, как трепыхалась сцапанная щука, сшиб на пол сразу три бутылки, было решено сделать перерыв. Девчонки, хихикая, кинулись убирать, Скам поволок оконфузившегося рыбака на кухню – утихомиривать чаем, а Тема с Санькой выперлись на балкон – покурить.

– Фух. Ты как? В порядке?

– Нормально. Чуть-чуть водит, но еще могу.

– Естественно, водит. Такую штрафную выдудлить. Ты ешь побольше, а то тащить тебя потом на девятый, кабана.

– Ничего, на лифте отвезешь.

– Или ты не знаешь, что лифт сломан?

– Опять? Когда они его уже… откуда, Сань? Я же с работы сразу к тебе, даже не переоделся.

– Парни, не возражаете?

В проеме двери, прижав корявой ладонью растаявшую от удовольствия кошку к груди, появился Томас.

– Томыч, заходи, конечно. Оставь ее в коридоре. Булка, иди на кухню. Иди, я сказал. Брысь… съешь там что-нибудь.

– Щуку Океюшки, – предложил Тема.

– Ага. Или его самого. Том, дверь прикрой. А то обратно припрется, в цветах рыться. Ага, спасибо.

Все трое стояли и курили, выпуская дым в вязкий летний воздух. Район медленно утихал, готовясь посмотреть что-нибудь вечернее и отойти ко сну, ворочаясь в липкой темной жаре.

– Ну, и как тебе она? – затушив окурок в пепельнице, усмехнулся Санька.

– Кто? – удивился Артем.

– Да брось. Артемон, я же тебя как облупленного, да? Я же вижу, как ты на нее пялишься. Нравится?

– Ты про Ленку, что ли?

– Нет, про пенку. Конечно, про нее.

– Ну ничего вроде. Смех, правда, неприятный. Фальшивый такой. Театральщина.

– Дурик, она же только над твоими шутками смеется, ты не понял? Старается, чтобы ты это увидел, чтобы внимание обратил. Чего ждешь? Или мне тебя учить, а? Ну?

– Не надо меня учить. Я просто не тороплюсь.

– Да уж, явно не торопишься. Томас, глянь на него. Тридцать пять с копейками, а он все не торопится, король пельменей. Когда ты уже женишься-то?

– Да ладно, прямо-таки король пельменей.

– А ты что-то еще ешь? – удивился Саня.

– Может, и пора, – задумчиво сказал Томас, – но только не с ней.

– Эт-то почему еще? – взвился Санек. – Девка потрясная, мы с Женькой ее уже пять лет знаем. Супер. Сам бы женился, но уже опломбирован.

– Не с ней, Саша, – повторил Том.

– Парни, а может, я как-нибудь сам решу, а? – ехидно осведомился Темыч. – Больно шустро вы меня тут склоняете.

Томас потер рукой глаза и едва слышно просипел:

– Два хороших года, семь плохих. Ты будешь ненавидеть ее мать, она – твою. Два аборта. Ты ее ударишь, вы безобразно разведетесь. Ты начнешь пить. Сильно.

– Чегооо? – протянул Тема, удивившись.

– Стоп, Артем. Не искри. Том, ты что это… опять?

Томас молча кивнул.

– Елки-палки. В душ пойдешь?

– Да, Саша. Извините, парни, мне надо… Артем, поверь мне, не стоит с ней. Намучаетесь, время потратите, души изгадите.

– А ты-то откуда знаешь?

Томас снова потер глаза рукой.

– Сань, расскажи ему.

– Все?

– Все.

– Уверен?

– Да. Он поймет.

Горько усмехнувшись, Томас кивнул, толкнул балконную дверь, отпихнул ногой протестующую Булку и закрыл за собой. А Санька начал рассказывать.

Том Томыч (его отца тоже звали Томас) раньше был электриком. Работал одновременно в трех фирмах – строительный бум был чудовищный, и людей, умевших что-то делать руками, отчаянно не хватало. Деньги текли не то чтобы рекой, но уверенным, непрерывным ручьем, и уже стали вырисовываться планы на покупку двухкомнатной (надоело толкаться в одной двадцатиметровке), женитьбу (надоело держать Светку в подвешенном состоянии), покупку машины (надоело таскаться с инструментами в маршрутках) и прочее-прочее. Неплохо, все было неплохо. Пока Томаса не ударило током.

Сам виноват. Гудел всю ночь на какой-то вечеринке, а с утра поперся на объект. Забыл перекинуть главный рубильник, полез что-то там подключать и получил двести двадцать в организм. Сверзился со стремянки, сломал два ребра. Сломанное заросло. Пить Томас пока бросил.

Но начал предвидеть.

Иногда он, коснувшись человека, видел и чувствовал, что у того произойдет в будущем. Никакой логики, никакой предсказуемости, никакой схемы в этих озарениях не было. Иногда случалось раз в месяц. Иногда пару раз в неделю. Иногда видел на двадцать лет вперед. Иногда на пару дней.