— Не знаю, Мила, ничего не знаю… Но похоже на то… Ладно, не бери в голову. Женьке — не надо, скажи просто, что на работе ЧП, без деталей. Я потом позвоню. Извини… я позвоню.
— Ну что, Ваня? Неужели нигде нет копии? И не посылал никому?
— Да кому? В комиссию представлял, но конкурс закончился, комиссия разошлась, и всё, с концами.
— А на твоем мопсе?
— Нет, я ж выходил на институтский сервер, он быстрее, на нем все делал.
— Но где-то же должно было остаться! У нас ничего бесследно не исчезает.
— Кроме людей, денег и надежд. Это, Мила, в литературе твоей рукописи не горят, а в жизни…
— И что же теперь?
— Да ничего, хоть заново с нуля. Только ждать меня никто не будет. Ладно, поглядим… Футбольчик вот посмотрю, забыл уже, когда и смотрел последний раз. Ничего, Милка, пробьемся, не впервой.
— Знаю и без нее дела твои. Вообще, с тобой говорить — только время терять, но все-таки спрошу: что ты уперся в эту дорогу, как баран? Что она тебе даст?
— Я ее построю.
— Даже если ты ее построишь, ездить по ней будут другие. Я буду по ней ездить. А ты, вместе с такими же дураками, будешь стоять под ней в пробках, но эти пробки станут длиннее. Потому что машин и дураков у нас делают все больше. Ну, так пусть они ее и строят, а ты займись, наконец, делом. Ты уже не мальчик, твой сопливый энтузиазм тебе не по годам. У тебя семья, пока еще, о ней подумай. Подрастает дочь, ее надо выучить, замуж выдать, жильем обеспечить — предстоят большие расходы, ты об этом подумал? Я тебе ничего не дам…
— А я у вас ничего и не прошу.
— А где ты возьмешь? Тебе взять-то негде. Тебе и кредит под твою зарплату дадут только на пылесос. И только на старый, с пыльным мешком. Ты по жизни мужик, мужиком родился, мужиком подохнешь. Оттянул лямку, получил пайку, сожрал, утром потянешь снова. Ты быдло, на тебе надо пахать — ты для этого создан. И до тех пор, пока ты мужик, на тебе и будут ездить. А ты башку наклонил, мычишь и тянешь. Потому что у тебя в башке опилки. Делом займись, а не дорогой в небо, по которой тебе не ездить, потому что рылом не вышел, строитель. Понял?
— Понял. Но я ее все равно построю. А там, Бог даст, и с рылами разберемся.
— Ну смотри. Тебе жить.
— Ваня, я не вижу, ты где? Говорить можешь? Я что подумала… Ваня, ты не прав, что ждать не будут. Ведь пожар — обстоятельство форс-мажора, это везде и все время, это все понимают, а проект принят государственной комиссией. Вам безусловно должны помочь всё восстановить, должны выделить людей, средства, дать время…
— Угу.
— Ну, я не знаю, может быть, не такое большое, но для восстановления большого ведь и не нужно, правда?
— Не нужно.
— Ну вот. Я уверена, что и года тебе хватит, чтобы…
— Не нужно и года. Ничего не нужно.
— Ваня! Ты не должен так говорить, ты даже думать так не должен! Нельзя опускать руки, ведь ты же сам…
— Проект сохранился.
— …ты сам всегда… То есть, как? Ваня! Ну, я же говорила! А что ты такой?… Но где он, у кого?
— А неизвестно. Может, после комиссии остался, может, у ментов — они же тогда все изымали. Короче, мне дали понять, что если ГИПом станет менеджер, а я буду у него замом, то проект найдется. А если я не согласен, то проекта нет. Утрачен по моей вине, и второй раз мне его уже не доверят.
— Вот как… И что ты?…
— Пока ничего. Чапаев думать будет. Ладно, не бери в голову. Видишь, ты была права, работа не погибла, и то хлеб.
— Ну что, Тень, у тебя спросить? Ну, скажем, если бы остался я тогда на стройке и был бы сейчас прораб… Прораб божий! Что бы я сейчас делал?
— Молился бы.
— Да-а? Ну, и что бы я говорил вот в этот самый момент?
— «…ибо не знаете и знать не можете, как закладывали фундамент дома вашего и сколько стоять ему без того камня, который мы отвергли. И откуда узнаете вы, как клали перекрытия дома вашего, а уж как их заделывали — вы видите! Но не увидите вы — и не дай вам Бог увидеть, — как замешивали раствор для дома вашего. Воистину, Бог милостив, ибо узрел я, в грязи моей пресмыкаясь, что без милости Божией не могло бы стоять то, что мы строили, — только молитвой и держится, а цемента давно уж нет…»
— Так я, значит, воровал бы? Вот как… Но и веровал, да? И Бога благодарил за такую милость его — или как?
— «Иногда мне хочется поднять руки вверх и воззвать, и крикнуть: „Эй ты, создавший меня по одному из своих образов и подобий, ты, в чьих руках мое прошлое и мое будущее, мое появление и мой уход, ты, склоняющийся сейчас надо мной и вглядывающийся в меня сквозь огромные очки с разными стеклами, ты слышишь меня? Ты — хам! Твои эксперименты надо мной унижают не меня — тебя. И вот я, ничтожная несчастная тварь, не справляющаяся с собой и обреченная погибнуть от своей мерзости раньше, чем от твоей благости, я спрашиваю тебя: „Ну что, этого ты хотел? Ты доволен?““»
— Что-то я не врубился… Ну, ладно, давай я тебя спрошу по делу… Мне согласиться?
— Согласиться.
— Ты прям как эхо — что спрашиваешь, то и получаешь. Согласиться… И ишачить на менеджеров? Сколько? Всю жизнь?
— Не умствуй. Работай в полную меру сегодняшних возможностей, и это решится само.