Полдень XXI век, 2011 № 01

От изумления Вася даже перестал ощущать боль. Тарас не мог не то что сказать, а даже подумать ничего подобного. Коннор открыл глаза. Гость смотрел на распростертого на полу программиста, явно ожидая ответа. И тут Вася понял, кто с ним разговаривает. Коннор непроизвольно облизнулся, но вместо горечи пива ощутил солоноватое тепло крови. Несколько осколков закончили свой полет на Васиных щеках, и теперь кровь стекала по лицу. Черный стальной паучок уже водил хоботом по полу вокруг хозяина, убирая осколки и разлившееся пиво.

— Извини, Ко… Тарас, — сказал Коннор. Робот, покончив с влажной уборкой, деловито провел мохнатыми лапками по щекам хозяина. — Но ты не в моем вкусе. Мне от тебя ничего не нужно, кроме черного.

Тарас облокотился на стол и закрыл лицо руками. Киберуборщик продезинфицировал порезы, и три точки — на левой скуле, щеке и на подбородке Васи — отозвались жжением. Робот залепил порезы пластырем. На передней консоли уборщика замигали зеленые огоньки. Коннор погладил стального паучка.

— Молодец, — сказал Вася. — Возьми с полки пирожок.

Робот обиженно хрюкнул — пирожков он не ел, да и не было их на полочке, — и укатил обратно в комнату. Программист поднялся и проковылял к столу. Голова кружилась, в глазах плавали черные точки.

— А я и не знал, что Костик гей, — сказал Коннор и отхлебнул из бутылки.

— Бисексуал.

— Ну да. Тарас, да ладно тебе… Я же все понимаю.

— Мне вот интересно, что будет со мной, когда я наткнусь на кого-нибудь… менее понимающего, — глухо сказал гость.

«Да ничего особенного», — весело подумал Вася, но деликатно промолчал.

— Что вообще со мной будет? — спросил Тарас. — Я окончательно стану им?

— Никто вплотную не занимался этим вопросом, — ответил программист. — А пик отключений сдвоенных синтур приходится на вторую неделю их существования, я специально посмотрел. Но мы же не спрашиваем клиенток, почему они требуют отключения. Может, за две недели им такая модификация ебарей надоедает. А может, две личности в одном мозгу за это время рвут общее ментальное пространство на клочки. Пойми, дружище, это ведь шизофрения в чистом виде. Разница только в том, что обе твои личности в равной степени реальны. И ты помнишь, что говорит и делает другой. И он тоже помнит твои действия. И иногда перехватывает управление на себя. Вам нужно как-то договориться, если вы — вы оба — хотите выжить. Другого пути нет.

Тарас молчал. Коннор покосился на лежащий между его руками сверток и произнес:

— Ты закончил свое маркетинговое исследование?

Гость молча придвинул пакет к Васе и отвернулся. Когда он снова посмотрел на Коннора, программист почти прикончил свою бутылку пива. Нетронутый сверток лежал на столе.

— Я хотел узнать, — устало сказал Тарас, — чего вам не хватает?

Он кивнул в сторону кристаллохранилища.

— Почему каждый из вас хочет примерить на себя личину Аристотеля, Гитлера, Воронцова, трехчленного марсианина?

— Не каждый, — возразил Коннор.

— Да, не каждый, — кивнул Тарас. — Так почему же ты выбираешь старый добрый черный? Ведь ты мог поиграть с этими масками на халяву. И от них ломок не бывает.

— Бывает, еще как, — угрюмо сказал программист. — Когда все тело воет — это одно, а когда крышу сносит и перестаешь понимать, Вася ты или Навуходоносор… Я не хочу хавать это дерьмо, не хочу прокручивать в подкорке косо слепленные тизеры. Пусть это будет бред — но это мой бред, а не криво хакнутая программа с «Белл Системз».

— Тизеры? — переспросил Тарас.

— А, ты ведь и не знаешь, — сообразил Коннор. — За то время, что ты провел вне игры, появилась новая идея — полной деташизации, или гомикрии. И теперь почти любой сеанс эктогенезиса — это тизер. «Стань Наполеоном всего за 200 тысяч евро», «Почувствуй себя Калигулой — только в этом месяце за 99 999 евро» и тому подобное — в конце каждого сеанса. Людей тошнит от этой жизни. Каждому худосочному подростку хочется установить новый порядок, стать властелином мира, подорвать проклятую систему и замочить при этом пару-тройку оборзевших гомиков.

Вася открыл себе новую бутылку пива, основательно присосался к ней и мрачно продолжал:

— А потеть в спортзале, качать мышцу, получить струю газа в нос от ментов и вкалывать на лунных рудниках, пока кровь из задницы не пойдет, никто не хочет. А так — все наверняка. Двести штук — и ты Калигула, пожизненно, с гарантией, причем с полной уверенностью в своей аутентичности. Так, приснится иногда смутный кошмар про заблеванную подворотню, нож, со звоном упавший на асфальт… Император проснется, разомнет затекшую до боли руку и забудет странный сон, от которого тряслись поджилки.

— Двести тысяч — это не такая уж крупная сумма, — заметил Тарас. — Но мне моя жизнь нравится. Всегда нравилась.

— Верю, — усмехнулся Вася.

Гость вопросительно приподнял бровь.

— В архивах «Иллюзивгейста» хранятся тысячи ментограмм, — сказал Коннор. — Тысячи душ, погруженных в электронный сон. И только ты один смог проснуться и спросить у программиста, у кого он теперь берет черный.

Тарас пожал плечами.