Полдень XXI век, 2011 № 01

— Я должен был сразу понять. Как только увидел на станции остальных, пересчитал… Я и понял. Но не думал, что настолько.

— Зачем он так, Нед?

— Об этом давно говорили. Что Лесу нужна настоящая жертва. Что система экспедиций тринадцати, со всеми ее премиями и пайками участникам, пожизненной пенсией семьям, уважением в обществе, — то есть самой высокой платой за геройство и риск, которую наша колония в состоянии предложить, — не то, чего он хочет и требует… Как будто кто-то может знать, чего требует Лес.

Эппл уже знала. Но не сказала, спросила другое, глядя из-под рубчатого края шапки на синее пламя спиртовки-костра:

— А как оно было… всегда?

— Да точно так же. Ритуал нельзя менять ни в единой мелочи. Я до последнего думал, что так и будет… Что все одновременно снимут шапки.

— И я?

— И ты. На это я был согласен. Мы все на это согласились, все промолчали, здоровые взрослые мужчины!.. Понимаешь, Эппл?!

Нед был смешной. Эппл улыбнулась, прикрыв ладонью губы — чтоб не видел. А он говорил дальше, не глядя на нее, помешивая кипящий на спиртовке концентрат:

— Твой отец… Я знал, все знали, он очень тяжело пережил тогда… извини. Но кто ж мог подумать, что у него зашло настолько далеко.

— Он сейчас где?

— Ушел. Они все ушли оттуда — как всегда. Тот, кому не повезло, остается в Лесу. Остальные возвращаются в поселок.

— А мы?

— Мы тоже вернемся.

— Я же заразилась, Нед.

Он поднял глаза, посмотрел на нее. И Эппл только сейчас заметила, что Нед — без шапки. Вьющиеся волосы, растрепанные, влажные, рыжие.

— Все равно. Я тебя спрячу. Не могу же я оставить тебя здесь.

Эппл сдвинула шапку со лба, напряженно прислушиваясь к Лесу.

И Лес сказал: да.

Наконец-то, сказал Лес.

Нед погиб двенадцать лет назад, так обидно и глупо, на одной из грандиозных строек, которых развернулось много повсюду в те годы, особенно после снятия блокады. Во времена, когда сошла на нет последняя волна эпидемии, впрочем, уже нестрашной, желанной, живительной. Когда жизнь вокруг представляла собой сплошной праздник — а Нед погиб, сорвался со стропил. Так больно, так несправедливо.

Теперь все другое, в городе, выросшем на месте поселка, уже два миллиона жителей, новоприбывшие говорят на других языках и слушают другую музыку. Они уже не заболевают, а потому имеют самое смутное представление о том, что такое Лес. И даже шапки, наш знак-символ, местный колорит и стиль, за последние пару лет совсем вышли из моды.

А Лес молчит. Без единого вздоха и шелеста уступает нам все новые и новые территории. Он все понимает про нас, ему известно, что мы просто не умеем жить по-другому. А он уже позволил нам здесь жить — раз и, как все думают, навсегда.

Эппл уже очень давно не была в Лесу.

Надо пойти. Может, завтра.

Лев Гурский Как дважды два

Рассказ

Я подсаживаюсь к нему за столик как раз между первой его чашкой кофе и второй, когда мистер Джон Джаспер Лауд уже разложил перед собой свежую газету и не ждет от мира никаких сюрпризов. И тут вдруг появляюсь я. И водружаю большой черный саквояж, похожий на маленький гроб, — прямо поверх раскрытой «New York Times».

На мне черное пальто и черная шляпа. На руках у меня черные перчатки. Усы и брови у меня, кстати, тоже черные.

— Я ничего у вас не куплю, — сердится мистер Дж. Дж. Лауд. Он еще не знает, какой интересный разговор нам предстоит.

— А я вам ничего и не продам, — отвечаю я. — Вы напрасно приняли меня за коммивояжера. В этом саквояже нет образцов товара. Зато там имеется шестизарядный кольт «Уокер» — сорок четвертый калибр, усовершенствованный ударно-спусковой механизм. А еще там лежит некая сумма в банковских бандеролях. Вы сами скоро выберете, что именно мне извлечь в ближайшие десять минут.

Теперь-то мистер Дж. Дж. начинает кое-что соображать.

— Да кто вы, собственно говоря, такой? — бормочет он, отодвигаясь от меня подальше. — И что вам вообще нужно?

Второй вопрос — правильный, а первый — совершенно излишний. Но из вежливости (ведь я вежливый человек!) отвечу ему на оба.