Полдень, XXI век, 2012 № 07

– Мы сожалеем, но вы покойник. То есть, я оговорился, у вас рак легких. Мы будем вас лечить. Конечно, операция. Потом? Кислород у кровати. Подушки? Подушек давно нет. Теперь баллоны. Небольшие стальные баллоны. Я думаю, одного баллона хватит. Максимум двух. Лекарства? Да. Уколы морфия. Каждые четыре часа. Для снятия болевых ощущений. У него, кстати, очень приятные побочные эффекты. Продолжительность курса? Обычно от одной до четырех недель, в зависимости от общего состояния организма. И мы даже не запрещаем пациентам курить. Курите, если сможете. Кстати, курение сокращает лечебный курс. Что? А у этого заболевания другого исхода не бывает. Что дальше? Я рекомендую «Лабрадор». Ваши близкие будут приятно удивлены качеством обслуживания и низкими ценами. Вам дать телефон? Круглосуточный! Почему я рекламирую похоронную фирму? Потому что я ее внештатный сотрудник. Это современно. Так называемый сквозной сервис. Если нельзя помочь вам, то мой долг помочь вашим родным. Разве плохо? Что? Как я могу такое говорить? Клятва Ги…? Вы знаете, когда жил Гиппократ? Четыреста лет до нашей эры. С тех пор кое-что изменилось. Да и не призывал он обманывать пациентов. Он призывал щадить. А это разные вещи. Вы же знаете правду. Утешение больного, когда за его спиной говорят жене «готовьтесь», есть некий ритуал, к которому все привыкли. Так давайте, как говорит реклама, доверимся профессионалам – и оставим ритуалы ритуальным фирмам. Здорово я скаламбурил? Так что если ваш врач не говорит вам диагноза, предлагает обследоваться еще и еще, знайте, ваше дело – труба. Вам (туг он понизит голос) я открою секрет. Когда в институте принимали клятву Гиппократа, я как раз приболел… ха-ха-ха-ха! Но это мне не мешает лечить. Помните главное – «Лабрадор» лучше! Можно в кредит!

Я помотал головой, стряхивая наваждение. Господи, дай мне инфаркт! Ну что тебе стоит! Не богатства, не здоровья прошу. Инфаркта! Означающего жизнь.

Вот и очередь подошла. Захожу. Сидят две женщины. Врач и сестра. Сажусь.

– Раздевайтесь.

Раздеваюсь. Холодный стетоскоп. Показываю, где болит. Слушают. Смотрят бумаги. Молчат. Говорю хрипло:

– Какой приговор, доктор?

– Приговор выносят судьи, а я врач.

Так. Шутка не поддержана. Значит, не до шуток.

– А диагноз – это по вашей части?

– По моей. Валерий Иванович, у вас серьезное заболевание легких. Все наши усилия пойдут прахом, если вы не прекратите курение. Для вас настал момент выбора: курить или жить. Левый бронх закупорен опухолью. Вот, видите, здесь. (Она показала рентгеновский снимок.) Отсюда боль и нехватка воздуха. Анализ крови тоже… не в норме. Вам надо срочно пройти бронхоскопию и консультацию онколога.

– Бронхо… это как?

– У вас с помощью зонда возьмут образец опухолевой ткани. Потом проведут его исследование. Так. Вот вам направление. На завтра. И к онкологу. Двадцать седьмой кабинет. Сейчас вам сделают укол. У вас в семье кто-нибудь делает уколы? Хорошо. Вот рецепт. Внутримышечно, при болях. Там все написано.

– Спасибо. До свидания, доктор.

– До свидания. Валерий Иванович!

– Да.

– Не курите. Не губите себя.

Я не ответил. Вышел на улицу. Боль утихла. Видимо, укол действовал. Посмотрел на часы и машинально достал сигарету. Почти пять часов не курил.

Я сунул сигарету в рот – и тут увидел его. Того старика. Слепого. Он шел, постукивая тростью, прямо ко мне. В этот момент я его узнал. Первый раз, переведя его через дорогу, не обратил внимания. Мало ли немощных стариков! При второй встрече память что-то искала, но не нашла. А вот теперь я его вспомнил. Это был нищий моего детства. Тогда, в пятидесятые. Детский сад. Книжки с картинками. Мама читает: «Это рабочий. Он работает на заводе. Это колхозник. Он выращивает хлеб. Это врач. Он лечит больных. Это солдат. Он защищает нас от врагов». Все просто и ясно. Не было картинки: «Это нищий. Он просит подаяния». Он стоял на углу Комсомольской улицы, и я каждый день ходил мимо него в школу. Он был слеп. Одет бедно и опрятно. Синий берет. Рука лодочкой. Меня поразила эта рука, всегда без перчатки, даже в мороз. Он молчал. Не причитал, не вспоминал Христа, не имел нарочито криво написанной таблички «Помогите слепому». Он с достоинством кивал, когда в руку-лодочку падала монета. Как будто не вы ему, а он вам. Позволял исполнить акт милосердия. Его знал весь маленький город. И он знал весь город. Я много лет ходил в школу мимо него. Он был непременной частью Комсомольской улицы, как молочный магазин и сапожная мастерская. Он был настоящий.

Старик подошел и сказал:

– Здравствуй, мальчик. Ты узнал меня, правда? Не зажигай, пожалуйста, сигарету. Я не выношу запаха табака. И тебе это ни к чему.

Я ответил:

– Этого не может быть. Прошло пятьдесят лет. Вам тогда было под пятьдесят. Вы и сейчас такой же. Так не бывает. Столько не живут. Это не вы.