Утром Ивана Петровича разбудил сотовый, выставленный на половину восьмого. Иван Петрович лежал одетым на диване, в глубине комнаты бормотал не выключенный телевизор, и горела лампа на журнальном столике.
Голова после вчерашнего раскалывалась на части.
Иван Петрович сполз с дивана и медленно побрел в туалет.
Он встал над унитазом, расстегнул молнию на джинсах и обмер.
Вместо чаши белого фаянса перед ним была точная ее копия из желтого блестящего металла.
– Это что? – спросил он севшим после водки голосом.
– Золото.
– Золотой унитаз?!
– Ну да. Вы вчера с Витькой решили, что все эти штучки с лифтами и лестницей ерунда, и потребовали от меня настоящего доказательства, такого, чтобы пощупать можно было. Вот я и сделал вам такое доказательство. А ты что, не помнишь?
– Нет, не помню… – пробормотал Иван Петрович, чувствуя себя так, словно вчера, оказавшись в палате для смертельно больных, с горя напился до беспамятства, а наутро узнал, что совершенно здоров, мало того, лечащий врач еще и сообщил ему, что он стал наследником миллиардного состояния.
– Он что, весь золотой?
– Конечно. И крышка, и сливной бачок. Это что-то для тебя значит?
– Да. Что-то значит.
Иван Петрович нажал на кнопку слива и посмотрел, как по сверкающей золотом поверхности бежит вода.
– Слушай, а что ты там решил со своим переселением из меня, это как, скоро будет?
– Могу прямо сейчас, Петрович.
– Знаешь, я тут подумал, ты ведь можешь и не спешить. Мы с тобой сейчас в магазин сходим, пивка разливного возьмем. Ты как себя чувствуешь?
– А как ты сам думаешь? Говорил же тебе, не надо больше пить, так ты все равно Витьку в магазин еще за одной бутылкой отправил.
– Вот мы пивком и подлечимся. Лещей вяленых возьмем, такая вещь, я тебе скажу!
– Как же договор, пункт первый?
– Да черт с ним, с договором, – махнул рукой Иван Петрович. – Забудь!
– А работа?
– Тебе что, охота целый день проторчать в моем кабинете? Слушать, как я инструктажи провожу? Я тебе лучше мир покажу, Южную Америку, Австралию. На Гаваи слетаем, на серфинге научимся кататься. Кстати, о договоре. Та ручка, которой мы его подписывали, ты ее можешь золотой сделать, на память?
– Конечно, могу, Петрович. Так что, все нормально?
– Нормально? Да все отлично!
– Я же говорил, что тебе еще понравится, а ты сомневался. Плесень какую-то мозговую придумал.
Выйдя из туалета и щелкнув по выключателю, Иван Петрович заметил, как что-то упало на пол. Он нагнулся – это был его ноготь.
Иван Петрович поднес к глазам правую руку и оцепенел – из указательного пальца торчал острый коричневый шип.
Крис Альбов Слово поэта (Рассказ)
1
Плохо поставленный голос дребезжал под аккомпанемент старенькой, как ее владелец, гитары. Человек с тренированным слухом легко бы заметил, что голос поющего иногда словно бы застревает на одной ноте, иногда делается очень уж высоким. Впрочем, в большинстве своем не искушенные люди останавливались, прислушивались, проходили мимо. Имелась и постоянная аудитория. Две-три бабульки шушукались, поправляя платки и качая головами и крыльями.
– Это он про Кормильцева!
– Его, его самого. Вот упырь-лиходей! Хозяйство разорил, а какая птица прежде водилась! Какое стадо было! А после него ничего не осталось, за сущие копейки пошло…
– Себе зато хоромы… дворец ишь возвысил!
Старички бойко принимались вспоминать былое. Иной закипит вдруг: мол, будь я помоложе, как в надцатом году, спуску бы не дал, самую-то харю начистил да выволок за бороденку на площадь перед народом ответ держать…
Слушателей было немного, но певца это не стесняло. Когда он впервые вышел на площадь, их было еще меньше, да и те – тыкали пальцами, скалились. Но нет, приучил. Пускай старики, но теперь-то хоть слушают. А там, глядишь, подросток застынет, разинув рот, или кто из молодых – косматый и черный или раскрашенный и лысый– подойдет, бросит монетку, подбодрит: «Так держать, папаша!»
В этот раз народу собралось больше обыкновенного и волнение людей прибывало сверх обычного. Возмущение, разбуженное едкими словами песни, подогревалось. Старики припоминали обиды, а среди прочих и вовсе не старики находили что-нибудь обидное. Например, всплыло, что недостача, которую недавно с неплательщиков переложили на крылья порядочных граждан, – вовсе дело скверное, или новый порядок расчета зарплаты, сокративший вдруг последнюю вдвое, потому что премии, положенные компенсировать уменьшение ставки, выплачиваются не всем и не всегда, и не в полном объеме. Да и мало ли чего случается в жизни простого человека?!