Полдень, XXI век, 2012 № 08

Долго смотрел на парадное фото в рамке цвета металлик; пальцы его при этом непроизвольно поглаживали кнопку «звонка». Ну что, господин Первый… Это ведь ты на пару с Нулевым развалил систему государственной безопасности: тот начал, а ты добил. Усилиями твоей креатуры потенциальный противник получил неограниченный доступ к нашим военным секретам. Это при тебе офицеры начали шептаться, будто все высшие кадровые назначения согласуются с ЦРУ или госдепартаментом США. А может, и тебя самого, вместе со всеми твоими министрами, придумали вашингтонские дрочеры. Это ведь ты уничтожил армию, начав с западной группировки, ты развалил группы элитного спецназа, ты просрал войну на Кавказе, спустив абрекам с рук резню, устроенную ими русскому населению. Твои подручные угрохали промышленность и науку, при тебе поля заросли бурьяном, это твои министры превратили бандитов в бизнесменов, а воров в миллиардеров. При тебе работяги месяцами сидят без зарплаты, пока кто-то банкротит их завод, чтобы купить его за копейки и открыть там офисы, перепродающие импортное барахло. Дети работяг в это время нюхают клей по подворотням, коллективно гробя себя. Под твоим руководством грабеж страны поставлен на поток, а плоды труда целых поколений разрушены или вывезены за кордон. Не президент ты, а вождь племени мумба-юмба, готовый продать всё свое племя за бусы и зеркала. Господин в пробковом шлеме снисходительно хлопает тебя по плечу и смеётся, глядя на твои пьяные коленца. Краткий перечень твоих предательств занял бы толстую книгу… Зато, с другой стороны, кто как не ты вывел деятельность МВД – нашу деятельность – из-под всякого контроля, сделав господ офицеров совершенно безнаказанными как в удовлетворении своих комплексов, так и в насыщении своей алчности. Хоть за это спасибо и низкий поклон…

Мои ли это мысли, удивился человек, сидящий в чужом кресле. Есть ли мне дело до того, как портят воздух большие боссы, в том числе первые лица?

Есть.

Потому что у меня – дар ада. Спасибо, капитан Гаргулия, просветил. Я – избранный, и, стало быть, мне решать, кому жить, а кому – хватит. И если достал меня этот их Президент, то время менять имена.

Молча.

Глядя на фотопортрет, майор Неживой поднял кнопку на уровень глаз…

* * *

И пришёл в себя.

Что это было?

Морок, наваждение, трещина в лужёном рассудке… Оно, конечно, сущая правда, – вся та бешеная круговерть, раскрутившаяся вдруг в его голове. Великую страну, натурально, пожирают с хрустом. Только ему-то что за дело? Он сам – хищник, зверь. В стране – раздолье для гадства, на заливных лугах – скотство… ну и хорошо! Не убивать же за это?

Виктор оскалился.

Почему не убивать? Хочу! Не за это, так за то. Почему бы не побыть орудием высшей справедливости, прикольно же… вот ты – да, именно ты, – смотришь с фотографии орлом, а все знают – индюк. Грудинка плюс окорочка. Новый царь… Кыш! Освободи насест.

Вы все, подумал избранный, освободите места. Я иду, а вы тут толпитесь.

«Я иду», – тикали часы на стене.

Из девяностых в нулевые, из нулевых в десятые, с Литейного на Лубянку, с Лубянки в Кремль. И дальше, дальше, дальше… Капитолий и Белый дом, Вестминстер и Даунинг-стрит, Елисейский дворец и берлинская Федеральная лента. Много у власти дорог, а путник всё тот же. Только такие, как он, и ходят сквозь времена и страны, потому что они и есть Будущее.

В отличие от нас, людей.

Итак, на чём была остановка? Глядя господину Президенту в глаза, майор Неживой медленно поднял кнопку… медленно нажал… НАЖАЛ!!!

И…

Ничего не случилось. Чехол остался сухим. Ни толчка в голову, ни сладостных ощущений, ставших обыденными, – ни-че-го. Пустота.

Да что ж это такое! Перестало работать? Может, портрет с изъяном, может, случайный сбой…

Виктор вдруг засуетился, мигом потеряв и царственность, и избранность. Скорей, скорей – проверить! Ещё разок!

Удачно подворачивается фотография на столе. Хмырь с погонялом Рафаэль пронзает взглядом вечность, словно видит, что там за ней. Сейчас и вправду увидишь, обещает ему Неживой. Потому что кнопка – это то, что должно быть у одного. Весь смысл в том, чтобы у одного… Он смотрит на лже-изобретателя. На гниду. Холодный гнев – здесь, в эфирных пальцах; гнев – это привычный, рабочий инструмент.

Нажато.

Естество оживает.

Волна кайфа…

Майор понимает, чувствует, знает – попал!!! Мишень поражена, всё работает, как надо. Ни с чем не сравнимое облегчение.

Он встаёт, с хрустом потягиваясь, весёлый и злой, идёт к бюсту Дзержинского, приподымает тяжёлый гипс – и выясняет наконец, что же такое шеф хранит в этом незатейливом тайнике. Думал почему-то – коньячок. Нет, там – водка.

Простая человеческая водка.

А то!

Будуар

Приняв на грудь видеосистему, он выбрался в коридор. Стараясь не цеплять углами, дотащился до своего отдела и – спиной вперед – внес аппаратуру к себе в комнату. Вожделенная бутылка была в кармане брюк, длинное горлышко торчало, как… ну, неважно.

Вот теперь имело смысл уединяться с дамой, которая буквально взлетела ему навстречу.