Полдень, XXI век (август 2012)

В конце концов утомлённые трусостью и безволием своих солдат, высшие военные чины обратили свой взор на древнюю и средневековую историю. В те далёкие времена самые дисциплинированные армии, римская и монгольская, использовали схожий метод воспитания воинов. В Древнем Риме эта процедура называлась децимацией и заключалась в том, что в назидание всем каждого десятого в строю казнили на глазах товарищей. Разумеется, вездесущие правозащитники и здесь сунули свой нос. Однако, войдя в положение генералов, ограничились лишь тем, что казнить разрешили не каждого десятого, а всего лишь одного из сотни солдат.

– Восьмидесятый.

– Восемьдесят первый.

Ну, вот – скоро всё станет ясно. А может, он вовсе и не сотый? Конечно, всё может быть, но коленки Ефима слабели и подгибались с каждым выкликаемым номером, будто эти крики вели счёт булыжникам, падающим на его не такие уж широкие плечи. А ведь сам, как и другие, рвался повоевать – каждому хотелось погеройствовать, похвастать орденами перед соседями. Соперничество, конкуренция, отбор – какими только словечками не сыпали в своих статьях психологи и социологи, пытаясь обосновать этот феномен. Феномен стремления к насилию, к войне после сотен лет тотального мира.

Ну, вот, за что боролись. Самоубийства прекратились, но появился страх перед смертью от пули или клинка. Инстинкт самосохранения – он сильней, чем призрачная жажда славы. Во всяком случае, у человека, привыкшего к отсутствию насилия и боли. И вот теперь… Боже, до чего же страшно!

– Девяносто восьмой.

– Девяносто девятый.

Что такое? Почему молчит сотый? Ефим с трепетом в сердце заметил, что все смотрят на него. Кто-то с раздражением, но большинство с сочувствием. Комвзвода подошёл ближе, нахмурив густые брови.

– Осипов, ты чего, язык проглотил? Называй номер!

– С-сотый.

– Выйти из строя.

Ефим Осипов сделал два шага вперёд и повернулся лицом к строю. Друзья, приятели, недруги, сослуживцы старались не встречаться с ним взглядом. Однако Ефим отметил, как некоторые облегчённо выдохнули, радуясь, что роковой номер достался не им. Странно, но свободней почувствовал себя и Ефим – томительное ожидание закончилось, пусть и с плохим результатом. Теперь он знал, что его ожидает, – ничего хорошего, конечно, но неизвестность немногим лучше.

Зычные глотки горе-вояк начали счёт заново:

– Первый.

– Второй.

Всего их, сотых по счёту, набралось пять человек. Всех пятерых вывели в центр плаца. После минуты свинцовой тишины, когда, казалось, воздух окаменел от невиданного напряжения, разбитым стеклом зазвенел из колонок голос начальника штаба.

– Бойцы! Эти пятеро ответят за вашу трусость по жестоким законам военного времени. Пусть их участь послужит вам уроком. И в следующий раз, прежде чем показать врагу спину, вы будете помнить, что на месте этих пятерых может оказаться каждый.

Внезапно в колонках зазвучала тревожная дробь барабанов, фоном подстилаясь под речь командира.

– Внимание! Рядовые Осипов, Рыков, Тарасов, Фомин, Юдин приговариваются к экзекуции третьего уровня. Им будет отказано в ежедневном доступе к сети Интернет, они лишаются десерта и увольнительных сроком на месяц. Кроме того, на месяц отключаются их роботы-помощники, и все хозработы им придётся выполнять своими руками.

Над строем пронёсся сочувственный вздох. Кто-то рядом с Ефимом со стоном упал в обморок, не выдержав напряжения. Ефим зажмурился, надеясь, открыв глаза, увидеть, что этого не происходит на самом деле. Всё это – лишь кошмарный сон, вызванный неудачами на фронте и придирками командиров.

Генерал армии Суслов Николай Аристархович с плохо скрытой скорбью на лице наблюдал за экзекуцией из окна штаба. Заметив, что комиссар от Совета по Правам Человека, вышел из кабинета, он сплюнул под ноги и проворчал:

– Может, мы их хоть ремнём пороть начнём?

Офицер, к которому он обратился, настороженно скосил глаза в сторону двери и прошептал:

– Господин генерал, я этого не слышал, а вы – не говорили. Это же насилие над личностью, вы что? Правозащитники с нас за такие слова шкуру спустят. Хотя, с другой стороны, конечно… – заслышав шаги за дверью, офицер тут же смолк.

Генерал, продолжая ворчать себе под нос, отвернулся от окна. Подойдя к массивному бюро, он вытащил из ящика початую бутылку контрабандного коньяка и наполнил две стопочки. Протянув одну своему собеседнику, он с тяжким вздохом произнёс:

– Больно смотреть на это позорное слюнтяйство. Однако с такими солдатами и комиссарами нам долго придётся без толку на полях сражений топтаться, а значит, работой мы с тобой на всё это время обеспечены. Так давай выпьем за мою новую дачу и твой дорогущий внедорожник.

И глянцевые бока стопочек бодро звякнули в тиши кабинета, обставленного с небывалой роскошью.

2. Личности. Идеи. Мысли

Станислав Лем. Тобина [4]

Предисловие переводчика