Полдень, XXI век (декабрь 2010)

– Ваше Величество, – продолжал гнуть свое Витте, – создание армии из этих танков полностью парализует железные дороги России на двадцать лет, либо же мы должны будем полностью перейти на закупку локомотивов за границей.

– Но ведь, Сергей Юльевич, вы сами представляли мне бумаги о том, что самоход этого, – Николай пощелкал пальцами, – Блинова, обошелся в постройке всего в десять тысяч рублей.

– Инженер Ломоносов строил не машину для механизации работы с плугом, а боевую машину. По его словам, это цена за особую прочность механизмов. Для создания армии из танков там, в будущем, заплатили почти полным изничтожением крестьян... Начни мы подобное – не получим ли мы революцию еще скорее предстоящей великой войны?

Повисла пауза, долгая и напряженная. Николай несколько раз копнул снег носком сапога, задумчиво проговорил, обращаясь ко всем сразу:

– Если мы не собираемся первыми атаковать Германию и оборона для нас более важна... Полагаю, самоход-агрессор нам и не по карману, и не соответствует перспективе будущей войны.

Именно в этот момент Ломоносов с Котовым подошли достаточно близко, чтобы Игорь смог услышать окончание царской фразы.

– Но как же! Как же так? – обида его была совершенно неподдельной. – Ведь в главном он прав!

– Я полагаю, что лучше будет вновь собрать в Гааге мирную конференцию под председательством нашего барона Стааля и раз и навсегда запретить этот инструмент агрессии. Полагаю, что Германия, с пониманием угрозы ей и ее шоссе, полностью нас поддержит, а там и Франция с Великобританией принуждены будут согласиться...

– Так что же, – князь Радолин закрыл бювар с донесением агента, – мы можем вполне доверять этому сообщению о боевой машине русских из будущего?

– Вне всякого сомнения! Источник информации – непосредственный руководитель проекта инженер Ломоносов.

– Вот как? Почему же он решил сотрудничать с нами?

– Во-первых, господин Ломоносов состоит в социал-демократической партии, а она сейчас, как известно, подвергнута гонениям полиции, беспрецедентным за многие годы. Во-вторых, господин Ломоносов весьма неравнодушен к деньгам. Или, скорее, во-первых, неравнодушен, а во-вторых – социал-демократ, – собеседник германского посланника чуть усмехнулся, – и чертежи боевой машины из будущего, способной домчать от Меца до Парижа, обойдутся нам в пятнадцать тысяч марок, или пять тысяч рублей. Но господин Ломоносов предпочитает марки…

Погребение министра внутренних дел, действительного тайного советника и обер-егермейстера Дмитрия Сергеевича Сипягина было весьма торжественным – настолько торжественным, насколько вообще может быть таковым погребение человека, ботинок которого был найден у книготорговца, в битом стекле и завале топорщащихся листами книг, а перчатка – на противоположной стороне улицы, у осыпавшейся витрины ювелира.

А ведь начиналось все очень хорошо – с того, что уборщиком в одном из коридоров Петербургского университета была найдена папка для нот. Не увидев на ней сверху фамилии владельца, служащие заглянули внутрь и к своему удивлению обнаружили подробно вычерченный план набережной Фонтанки от Аничкова до Семеновского моста с прилегающими местами, и, самое главное, – с сипягинским министерством, причем на набережной возле отдельных нумеров были какие-то карандашные пометы. О находке было немедля доложено, и прибывшие чины тут же усмотрели в забытой нотной папке подготовку к покушению на министра. Сам Сипягин пытался настаивать на том, чтобы не страшиться «выходок обнаглевших мальчишек», не укрываться от революционеров и ездить ко дворцу и домой прежнею дорогою, но государь взял с него слово, что Дмитрий Сергеевич не будет более выезжать на Фонтанку.

Карета министра проезжала теперь то Чернышевым, то Толмазовым переулком, Александринки избегали – еще ранее она стала излюбленным местом гуляния суфражисток, которые, несмотря на принимаемые городовыми меры, позволяли себе дерзости в отношении министерских чиновников, и, так как многие из них оказывались представительницами не последних семейств столицы, шум доходил и до дворца. В тот день ехали Толмазовым, повернули на Садовую и вдоль Зеркальной линии Гостиного двора собирались уже выезжать на Невский, как на третьем этаже обжитого книготорговцами крыловского дома растворилось окно и, описав параболу, прямо под колеса кареты упала бомба.