Полдень, XXI век (декабрь 2011)

– Ребенка, – хрипло сказала Лариса. Ее подбородок все еще дрожал, глаза и нос покраснели и распухли. – Она чуть не уничтожила ребенка, Лешка. Нашего Витю!

Алексей выхватывал с полок папки с бумагами, просматривал их и швырял на пол.

– Нашего? Да как бы не так! Из-за этого теперь одни проблемы. Это до сих пор ее ребенок по закону. И она, если захочет, может сделать с ним все что угодно – утопить, продать, отнять у нас и увезти в свою чертову Тмутаракань. И зачем я тебя только послушал? Грохнул столько средств, времени и усилий из-за того, что ты у нас жалостливая. Пожалела несчастную сиротку… А ты знала, что эта сиротка, как только мы ее привезли из госпиталя, пришла отблагодарить меня за гостеприимство? Той же ночью, когда ты была на дежурстве. И потом приходила. Да! И не смотри на меня так. Ты сама во всем виновата! Не зря говорят – послушай женщину и сделай по-своему. Нужно было дождаться разрешения на эксперимент с чистым человеческим материалом в нормальных лабораторных условиях. Пожалела она «живую душу»! Бессмысленный комок клеток, эмбрион, зачатый от какого-то урода! Неужели так трудно не смешивать работу и чувства? Из-за твоей халатности мы всё можем потерять! Всё! Если хоть кто-то узнает о том, что случилось, Гуманитарное сообщество нашу шарагу быстренько прикроет. А эту больную на всю голову девку депортируют из страны, как того требует ее тмутараканское посольство. А уж наши конкуренты их науськают. И тогда меня посадят за утечку секретной информации. Проклятье, Лара! У нас дома ничего нельзя найти. Куда ты засунула ее медицинскую карту? Куда ты пошла?

Лариса принесла из другой комнаты папку с бумагами и тяжело опустилась на стул. Она не могла постичь, что случилось с мужем. У них раньше бывали размолвки и ссоры, но никогда он не был таким – страшным, невозможным, чужим. Она смутно понимала, что это навсегда. То, что он сейчас ей наговорил, невозможно перечеркнуть и выкинуть из головы. Все рухнуло. И никакой ребенок этого не исправит.

Алексей поспешно сунул папку в шредер, который взвизгнул, едва не поперхнувшись двойной порцией бумаг.

– Нужно уничтожить всю документацию по беременности и родам. Сотри все файлы. Пусть теперь попробует доказать, что ребенок ей не приснился. Я сейчас же заберу его в институт. Что ты расселась? Иди, собери сумку с вещами.

Она победила гуя. Он ушел из дома. И дом опустел, стал безмолвным. Только настенные часы отмеряли пустые минуты. Тан Шо ходила по комнатам как тень, прислушиваясь к их мерному тиканью, чувствовала, как из нее медленно, капля за каплей, вытекает жизнь. Доктор не появлялся уже целую неделю. Первые дни Ля Ли Са почти не выходила из своей комнаты. А потом, когда они встречались, она с распухшим красным лицом шла мимо, не глядя Шо в глаза. Словно Шо стала прозрачной, невидимой глазу.

В дверь позвонили. Шо открыла и отпрянула от неожиданности. В дом ворвались два широкоплечих офицера в зеленой форме, схватили ее за руки. Третий вошел следом. Тот самый, что нашел ее в порту. Шо сопротивляться не стала. Иногда муравьи съедают рыбу, а иногда рыба съедает муравьев. Она вышла из гостеприимного дома так же, как и вошла туда. Ни с чем. Одного было жаль – что не смогла проститься с госпожой. Вышла и села в машину, зажатая с обеих сторон зелеными квадратами. Ее привезли в серое здание за высокими заборами, напоминающее больницу. Провели длинными коридорами и заперли в комнате с привинченными к полу столом, двумя стульями и зеркалом на всю стену. Сквозь дырочки в потолке сильно дуло. Шо обхватила плечи руками, пытаясь согреться.

Она не смогла избавиться от гуя. Как не могла выкинуть из головы мучительного воспоминания. Когда его лицо оказалось под водой, он не закрыл глаза. Он продолжал смотреть из-под воды, только крепче сжал ее пальцы. А потом улыбнулся одними губами. На круглых щечках появились ямочки, и что-то дрогнуло в сердце, точно оно раскололось. Ей захотелось вдруг снова прижать его к себе и больше никогда не отпускать. Она заколебалась на мгновение, и…

Гуй победил ее.

Ви Тя влез в ее сердце. Его миндалевидные глаза, его улыбка преследовали ее днем и ночью. Жить без них стало невыносимо.

Дверь открылась. В комнату вошел сухонький господин, говоривший на ее родном наречии. Он задавал вопросы. Как ее зовут? Кто ее родители? Как она здесь оказалась? Знает ли она, что ее паспорт принадлежал женщине, которая умерла много лет тому назад? И еще тысячу других вопросов. На большинство из них Шо не знала ответов и молчала, глядя в стол. Господин спросил, родила ли она ребенка.

Ви Тя пялил на нее глазенки из-под воды и улыбался уголками губ.

Шо покачала головой. А как по-другому ответить на этот вопрос, если ребенок стал гуем… Гуи ведь не рождаются, они просто существуют.

Господин кивнул: «Скоро вас отправят домой».