Полдень, XXI век (декабрь 2011)

– Чего это он раскис, как школьница? – удивился Остап. – Как будто свои похороны увидел вблизи…

Балаганов со злостью хлопнул себя по ляжкам:

– Именно! Именно что похороны! Остап Ибрагимович, я с глубоким прискорбием вынужден известить, что нашей с вами миссии капут. Мандатами можно подтереться. Я знал, что Паниковский – старый дурак, но чтоб такой! Надо было, как все мы, рисовать клиенту далекие светлые перспективы, а этот диверсант… этот вредитель… этот клинический болван показал ему близкое будущее!

– Мавзолей? – догадался Остап.

Балаганов с тоскою в глазах кивнул:

– Думаю, весь комплект. Горки, инсульт, Мавзолей, сталинский съезд, процессы вредителей… все пятилетки, которые мы доблестно просрали… Шиш он теперь поверит, что в этой стране с таким контингентом можно построить хоть какое-нибудь будущее. А раз будущего нет, то и мы с вами – самозванцы из ниоткуда, и цена нам три копейки.

Остап снял фуражку и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

– И вправду он у вас диверсант, – согласился он. – Хуже Мерлина. Вот уж действительно – не везет так не везет. Обидно, а я-то настроился задержаться здесь подольше… Ладно, юноша, пока мои талоны еще не аннулировали, приглашаю вас отобедать в кремлевской столовой. Но имейте в виду, уважаемый Шура, даром я вас питать не намерен. Синтезатор, который у вас в мешке, он что, настоящее золото делает из опилок? Прогресс, молодцы. Тогда вы мне после обеда наштампуете побольше золотых бранзулеток – и я через румынскую границу рвану в Египет. Чувствую, мумию Тутанхамона без моей помощи не откопают…

– А я, пожалуй, поеду в Питер, – задумчиво сказал Балаганов. – Там через месячишко инженер Лось, Мстислав Сергеич, вывесит на улице Красных Зорь объявление о полете экспедиции на Марс. Приду первым, назовусь Гусевым и запишусь в команду. На этой планете уже ловить нечего, а Марс пока еще ничейный. Значит, будет мой.

– Думаете, там есть разумная жизнь? – полюбопытствовал Остап.

Как раз в это мгновение из дверей Совнаркома медленно, с чувством выполненного долга вышел Паниковский. Теперь на нем были новенький френч и фуражка с зеленым околышем. Под мышкой он нес гуся. Балаганов потерянным взглядом проследил за вредителем.

– Разумная жизнь? Там? – горько переспросил он у Остапа. – А здесь, вы думаете, ее очень много?

Владимир Марышев Брехня

Рассказ

– Слушай, Никола, ты когда-нибудь задумывался о смысле жизни? Ох, сомневаюсь… Все твои мысли можно пересчитать по пальцам, и ни одна не блещет оригинальностью. Первая – раздобыть какой-никакой жратвы. Вторая – влить в себя пузырек любого пойла с градусами, пусть даже от него кишки завязываются узлом, а в голове пляшет стадо взбесившихся слонов. Третья – разжиться прикидом, где дыр хотя бы вдвое меньше, чем в нынешней обдергайке. Верно? Оно, конечно, нужно, никто не спорит. Но неужели не подмывает иногда спросить себя: а на хрена это все, какую я преследую цель? Ну-ну, не хлопай глазами. Ты же, Никола, все-таки существо разумное. Вот и изложи, дорогой мой хомо сапиенс, свое мнение насчет этого самого смысла. Если сумеешь одним словом – признаю гениальным.

– Брехня.

– Ты так считаешь? А вот меня несколько часов назад один странный тип уверял в обратном. Или, думаешь, это была обыкновенная…

– …Брехня!

– Ну брехня – не брехня, а выслушать меня тебе придется. Кому еще расскажешь? Не тем же сытым, довольным субъектам, которым страшно хочется, чтобы мы и нам подобные побыстрее сдохли и не портили пейзаж. Будь их воля, они бы нас в два счета перетравили, как тараканов… Короче, внимай.

Сегодня я встал с твердым убеждением, что дальше так жить нельзя. Надо или совершить что-то великое, или честно откинуть копыта, чтобы не осквернять планету своим присутствием. Ты лежал пластом после вчерашнего, а я вылез наверх – погреться на солнце и как следует обдумать свою мысль. Высмотрел бычок подлиннее, закурил, тут и нарисовался этот тип с портфельчиком. Чистенький, отутюженный – обычно такие обходят нашего брата за полкилометра. А этот будто специально дожидался, когда моя светлость соизволит покинуть опочивальню.

«Можно с вами побеседовать?» – спрашивает. Вежливо так, но я вдруг спинным мозгом чувствую, что по нему плачет психушка. Как определил? Да черт его знает! Вел-то он себя вполне адекватно. Просто вижу, что у чистюли нехорошо блестят глаза. Настолько нехорошо, что обладателя таких зенок уже должны усиленно разыскивать санитары. Но страха не было. Пусть все эти обыватели боятся – им есть что терять. А с меня ни шиша не возьмешь. Жизнь? Да я сам только что подумывал, не пора ли в лучший мир!