Полдень, XXI век (декабрь 2012)

И пошлепал в умывалку. Долго плескал в лицо ледяной водой. Лучше бы вообще не было вчера. И апельсина этого.

– Ненавижу! – Максимка зажмурился и скрипнул зубами. – Ненавижу!..

– Кого ненавидишь-то?

Позади, привалившись спиной к стене, стоял давешний незнакомец. Голову чуть склонил набок, руки скрестил на груди. Максимка не испугался, даже не вздрогнул.

– Всех! И себя. И вас… Вас – больше всего!

Незнакомец усмехнулся.

– За что же?

– За то… За то, что вы не делаете лучше! Можете и не делаете!

Незнакомец дернул плечом в излюбленной своей манере и вздохнул:

– Ты за полдня понял то, на что иным требуется жизнь. Получил урок, жесткий, но необходимый. Пусть ты еще не осознал того, но ты изменился. И уже не станешь таким, каким мог бы. Дело в том, что лучше – это не всегда приятно. Это, как правило, наоборот.

– Приятно, – передразнил Максимка. – Да лучше б вы меня убили! Хлопот меньше…

Тщательно вытерся вафельным полотенцем и направился к выходу. Разговаривать он больше не хотел. От души брязнул дверью на прощание.

Незнакомец остался недвижим. Некоторое время стоял, не меняя позы, потом, неуловимо изменившись в лице, так с разворота впечатал в стену кулак, что по полу разлетелись осколки кафельной плитки и цементное крошево.

Троллейбусную остановку оккупировала галдящая ребятня: детский дом ехал в цирк. Редкие пассажиры жались в сторону и со смесью восхищения и сочувствия взирали на Галину Арнольдовну, в одиночку отважившуюся сопровождать такое локальное стихийное бедствие. На самом деле, неуправляемая с виду толпа подчинялась четким стайным законам. За малышней приглядывали старшие, всякий видел краем глаза соседа. Баба Галя вообще может уснуть, никто не отобьется, не потеряется и не отстанет. Разве что только по собственному желанию. Но тут уж, как говорят: вольному воля. На цепи никого не держат.

Подкатил полупустой троллейбус. Максимке досталось место у окна. Он смотрел на грязные сугробы, на сонных дворников, собирающих мусор и пустые бутылки, оставшиеся после ночных гуляний. Даже гирлянды мерцали как-то тускло. От праздника не осталось и следа. Проносящиеся пейзажи как нельзя более соответствовали настроению, на душе было гадко и тоскливо.

– Цирк! – прохрипел динамик, выдернув из невеселых размышлений.

Салон разом опустел. Максимка встрепенулся и заспешил было за своими. Но чья-то рука легла на плечо, удержала:

– Куда собрался? Нам две остановки еще.

Говорил мужчина. Высокий, в черном шерстяном пальто, которого Максимка неосторожно коснулся щекой. Колючее. И пахнет как-то знакомо… Что-то мимолетно нахлынуло из глубин памяти, как обрывки кино. Вот, его подбрасывают вверх сильные руки, шершавые и теплые на ощупь. Он утыкается в воротник, оцарапавшись о щетину, ревет… Так мог пахнуть только один человек…

Троллейбус словно ждал, не закрывал двери, предоставляя сделать выбор. Снаружи остались его товарищи, с каждой секундой отдаляясь все дальше. Его стая, его семья, его среда обитания, в которой он провел всю свою сознательную жизнь. Максимка медлил. Робко заглянул мужчине в глаза. Тот улыбнулся в ответ. И этого оказалось достаточно. Двери закрылись. Со звуком, похожим на вздох облегчения.

Максимка сидел, боясь пошевелиться. Может, ему пригрезилось все? Может, выйдет этот человек и отправится по своим делам, к своей семье, к своим детям? А Максимка станет глупо смотреть вслед, стыдясь своей нелепой надежды.

Две остановки длились вечно.

– Пойдем! – мужчина протянул руку.

На ощупь она была шершавой и теплой.

Максимка не знал, что и думать. У него галлюцинации? Или он под гипнозом? Так ведь не бывает…

Они шли молча. Мужчина в пальто смотрел в сторону и думал о чем-то своем. Так могут позволить себе молчать только очень близкие люди, зная, что времени наговориться у них предостаточно всегда. А у Максимки комом в горле стоял единственный вопрос, который он боялся задать.

Недолго попетляв по спальному району, свернули к одной из одноподъездных девятиэтажек, поднялись на лифте на самый верх.

Их встретила женщина в домашнем халате. Просто, буднично, будто не видела всего пару часов.

– Замерзли?

Чмокнула Максимку в лоб, растрепала ему волосы и вернулась на кухню, где что-то готовилось.

Мужчина наскоро вымыл руки и тоже куда-то пропал. Максимка остался предоставленным самому себе. Что это за место? Что тут происходит? Кто эти люди, наконец? Давать объяснения никто не собирался.