Алан допил воду и аккуратно протер стаканчик полой рубашки:
– А кого возьмут на эту позицию, не знаешь?
Артем посмотрел за окно. В нескольких километрах от поезда, по ровному участку степи, неслись всадники – полсотни, не больше, и еще полсотни сменных верблюдов, без седоков. Они шли параллельным курсом и даже, кажется, немного быстрее.
– Бичи, – сказал Алан. – Тяжелое время для них – равноденствие… Так кого возьмут на эту… твою позицию?
– Не знаю. Скорее всего, Лукича… – Артем прислушался. – Мы что, замедляем ход?
– Средняя Вилка, технический стоп.
Колеса стучали все тише. Звук замедляющегося движения всегда внушал Артему инстинктивный страх: мы останавливаемся. А ночь не ждет. Ночь идет по пятам, мы не должны стоять, мы не успеем…
Всадники пропали из виду.
– У меня так было, – вдруг заговорил Алан, и по звуку его голоса Артем понял, что будет сказано важное. – Вместо меня на работу взяли одного… шустрика. Умел подкатить к начальству.
Алан вытащил из-под подушки плоскую флягу, плеснул пару капель на донышко пластикового стакана.
– И вот мы остановились, как сейчас. Уголька загрузить, воды закачать, стрелку перевести. Я угостил этого… шустрика сигаретами, у меня как раз хорошие были. Вот вышли вместе покурить на площадку, рядом – никого, кто спит, кто занят. Стоим, я чем-то ему баки забиваю, а поезд тем временем трогается. И вот когда он полез за новой сигареткой, я его…
Лицо Алана неуловимо изменилось.
– Я его высадил, – он выпил одним глотком и облизнул губы. – Насыпь в том месте невысокая, шею не сломаешь, и скорость еще не набрали. Я видел потом долго, как он бежал по шпалам. А вот не надо шустрить, начальству вылизывать.
– Может, он выжил, – сказал Артем, борясь с тошнотой. – Может, бичи его подобрали.
– Дело было летом. Бичи сидели за полярным кругом, радовались длинному дню, и какого лешего им было делать на экваторе.
– Может, другой поезд…
– Нет. Через пару витков мы остановились в Сопках. Стояли долго, я сошел прогуляться. И наткнулся на него. Он, видно, так и шел за поездом на запад. Много прошел, километров тридцать.
– А почему ты думаешь, что это был он?
Поезд остановился. Стало так тихо, как почти не бывает в жизни.
– Средняя Вилка, – хрипло сказал голос в динамике. – Стоянка пятнадцать минут. Всем, не занятым в погрузочных работах, просьба оставаться на своих местах.
– Узнал по одежде, – губы Алана еле шевельнулись. – Времени мало прошло, одежда сохранилась прилично. Ну и… сигареты вывалились из кармана. Мои, я его угощал.
Он вдруг засмеялся – открыто и искренне:
– Я все выдумал! Выдумал, слышишь?
По соседнему пути, в нескольких десятках метров, прокатил, не сбавляя хода, Второй Полуденный поезд.
Составы шли на запад. Катились, дымя трубами, гремя поршнями, грохоча и догоняя солнце, держась на светлой стороне маленькой тяжелой планеты. Полотно изнашивалось, уголь в хранилищах грозил исчерпаться, но пока его хватало, и поезда шли, останавливаясь только затем, чтобы пополнить ресурсы или наскоро починить что-то, поддающееся ремонту.
Полотно укрывало степи и пустыни вдоль экватора. Почва и климат благоволили к рельсам и шпалам, но двенадцать огромных составов, каждые сутки совершавших виток вокруг планеты, изнашивали полотно, а ремонт требовал ресурсов и времени.
Администрация владела точными данными о состоянии путей и механизме работы стрелок. Или делала вид, что владеет такими данными. От выбора пути зависела жизнь состава: ошибившись в выборе дороги, превысив скорость на изношенном участке, можно было потерпеть крушение, как случилось недавно с Пятым Полуденным Экспрессом.
Говорили, что Пятый погиб не сам. Говорили, на рельсах под ним взорвалось самодельное устройство. Казалось, откуда ему взяться? Говорили, за сутки до происшествия в администрации Пятого случился раскол: трое были объявлены путчистами и высажены на станции вместе с семьями. Один из этих троих был штурманом и отлично знал маршрут Экспресса на ближайшие сутки, а другой изгнанник раньше был связан с армией и заведовал оружейным складом.
Говорят, бомбу подложили с таким расчетом, чтобы заметить ее прежде времени было невозможно. Паровоз сошел с рельсов, а за ним головные административные вагоны. Говорят, многие умерли в момент катастрофы и тем спаслись от дальнейшего ужаса.
А вот что совершенно точно – уцелевшие пассажиры Пятого пошли дальше двумя группами. Одни, как звери, инстинктивно бросились на запад, за солнцем. Другие, которых вел кто-то из спасшихся администраторов, взяли на север: стояло лето. В северном полушарии дни были длиннее, и у второй группы была, хоть и призрачная, надежда засветло добраться за полярный круг и найти там бичей с их верблюдами.
Единицы выдержали этот переход. Многих застала ночь. Но те, что пошли на запад, погибли все.
Крушение Пятого отрезало экваториальную ветку, считавшуюся надежной. Поезда теперь шли в обход, южнее и севернее, и на каждом витке вдали проступал силуэт разрушенного поезда. А дальше к западу на протяжении многих километров вдоль дороги лежали останки его пассажиров.