Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне

Как сказано в архивном деле и в отчете Карпова в 1969 году, первый прорыв в этом деле был достигнут в конце 1953 года, когда Макс Вонзиг, советский агент в Германии с 1946 года, проинформировал советскую разведку о том, что некий плейбой и гинеколог Вольфганг Вольгемут из Западного Берлина является близким другом Отто Йона. «Во-Во» считал себя коммунистом — «банкетный партизан», как говорили берлинцы, который был склонен что-то сделать в советских интересах. Сестра Вонзига, работавшая медсестрой у Вольгемута в берлинской больнице, познакомила брата с врачом. (Йон познакомился с Вольгемутом во время войны в знаменитой берлинской больнице «Шарите», где тот лечил его раненого брата.) Вонзиг информировал об отношениях Йона и доктора Вольгемута, подчеркнув при этом недовольство Йона режимом Аденауэра и его желание познакомиться с советскими представителями. Вонзиг также предложил представить Вольгемута сотруднику КГБ. Этот доклад произвел бурю в Карлсхорсте, ибо предлагал в перспективе связь с главой западногерманской контрразведки и как раз в то время, когда КГБ едва приходил в себя после чуть было не развалившегося восточногерманского режима в результате июньских событий 1953 года. Вербовка шефа западногерманской контрразведки Йона предоставляла возможность взять реванш.

Судя по докладу Кучина (полковника Карпова) от 1969 года, Вонзиг и Вольгемут впервые встретились в восточноберлинском баре. Однако архивы СВР предлагают другой вариант. Встреча якобы произошла в одной из явочных квартир в Карлсхорсте 21 января 1954 года, после чего Вольгемут посетил Йона в Кельне. Вольгемут писал о Йоне как о человеке аполитичном, разочарованном жизнью и ностальгирующем по своим довоенным годам. На вопрос Кучина, мог бы Йон предоставить секретные документы, Вольгемут сказал, что это возможно, но не сразу. Роль Во-нзига в операции свелась к представлению Вольгемута сотруднику КГБ. Большего ему не доверили.

Теперь КГБ надо было напрямую выйти на Йона, для чего Вольгемут предложил использовать свою квартиру в Западном Берлине, но Карлсхорст отверг эту идею. А Йон отказался от секретной встречи в Швейцарии под предлогом отсутствия гарантий, что он будет иметь дело с серьезными людьми. Вольгемуту приказали передать Йону, что в советском секторе он будет представлен «важному политическому деятелю для обсуждения вопроса о прогрессивных группах в Западной Германии, которые в состоянии работать в единой Германии». Однако Йона сдерживал характер занимаемого им поста — шеф контрразведки не мог без объяснений уехать в Берлин и исчезнуть на несколько часов.

Случай для такой встречи представился в виде мемориальной церемонии в Берлин-Плотцензее 20 июля, в годовщину неудачного заговора против Гитлера. Йон имел полное право находиться там, более того, как раз его отсутствие на церемонии могло бы вызвать кривотолки. А для КГБ это было идеальным моментом для начала вербовки. Предложение пришлось Отто Йону по душе, и встреча с советским представителем была назначена. Когда об этом доложили генералу Питовранову, он ответил: «Поживем — увидим». Итак, вечером 20 июля Йон приехал на машине Вольгемута в Восточный Берлин, где пересел в оперативную машину КГБ и был доставлен^ Кучиным на явочную квартиру в Карлсхорсте[478]. Из дела Йона следует, что его приезд в советский сектор Берлина был добровольным, так как им двигало желание встретиться с представителями СССР[479].

Первая часть из официального доклада Питовранова, переданная по ВЧ председателю КГБ Ивану Серову, а потом в Киев — Александру Панюшкину, начальнику Первого Главного управления КГБ, наверняка, произвела переполох в Москве. «20 июля президент Западногерманского ведомства по защите конституции (политическая полиция) Отто Йон был привезен в Демократический Берлин западногерманским врачом Вольфгангом Вольгемутом, доверительным контактом разведывательного отдела Йнспекции»[480]. Далее в докладе сказано о мотивах, побудивших Йона приехать в Восточный Берлин, о его желании установить контакт с Советским Союзом для общей борьбы. Отмечается также готовность Йона ответить на вопросы КГБ. Делается предположение, что Йон «желал установить с нами контакт, чтобы обсудить политические проблемы и общие действия против фашистов в Западной Германии». Однако Питовранов полагал, что настоящая позиция Йона ненадежна: он тоже отказался дать информацию о деятельности боннских учреждений и агентурных операциях собственного «Ведомства», заявив, будто не имеет доступа к этим материалам. «Отсюда следует, — заключает Питовранов, — что вербовка Йона нецелесообразна и нереальна. Мы приняли решение склонить его не возвращаться в Западную Германию и открыто порвать с Аденауэром, а для этого сделать соответствующие политические заявления»[481].