Поле чести

— Внезапно для себя я угодил в силки, над которыми смеялся всю жизнь. Я всю жизнь смеялся над несчастными людьми, которые выводят собачку и ходят за ней с бумажкой в руке. И вот сам угодил в этот капкан, получив в наказание от судьбы страшных размеров собаку — туркменского волкодава по кличке Батый. Мало того, что он является проклятием всех кошек — даже не душит их, а ест — он задирает все, что видит. Весит 70 килограммов.

— Был же кот по имени…

— Ландсбергис. Но он был до такой степени гадлив, что я его передал людям, которые способны обеспечить его туалет в положенную емкость.

— А кто следит за Батыем, пока вы заняты, в Думе?

— Жена. К тому же у него самого есть собака, которая ухаживает за ним.

«ВОСПИТАТЕЛЕМ СВОИМ СЧИТАЮ — Д ЕДА…»

— Александр Глебович, расскажите, пожалуйста, как Вы воспитывались, в каком духе?

— Да Вы знаете, я вообще ни в каком духе не воспитывался. Рос я без отца. Да и не могу сказать, чтобы матушка тоже занималась моим воспитанием. В какой-то степени воспитателем своим я считаю (хотя он тоже не много времени, прямо скажем, на это тратил) своего деда Георгия Владимировича Невзорова — человека, который героически дрался с 1946 по 1953 год в Литве против банд так называемых «лесных братьев». И если говорить о духовно-психологическом воспитании, то больше всего своего внес, конечно, дедушка. Никто меня не трогал, был я предоставлен сам себе и рос как трава. В школе я учился плохо, подчеркнуто плохо. Во-первых, потому что мне было по большей части не интересно происходящее. Я, например, не испытывал никакого интереса к математике, физике, химии. И могу Вам сказать совершенно честно, ничто из того, чему меня пытались научить, вот уже слава Богу почти 25 лет мне в жизни ни разу не пригодилось. Так что, значит, я был прав, сознательно не допуская всю ту чушь, которой меня пичкали. То есть это не чушь, если человек решил заниматься математикой, пусть учит математику. Но я‑то какое имею к ней отношение?

Ребенком я был сложным. В комсомол меня не принимали. И даже, более того, в шестом классе выгнали из пионеров.

Георгий Владимирович Невзоров, дед Александра Невзорова.

— А Вы, просились?

— Нет, не просился. Я ведь не скрываю, что я категорически не коммунистических убеждений человек. Почему я сейчас выступаю в союзе с коммунистами во многих ситуациях — во-первых, потому что выяснилось, что они не только не хуже, но и гораздо лучше нынешних правителей; во-вторых, я, честно говоря, не очень понимаю, чего же нам всем не хватало. У нас была русская империя. Поскольку каждый второй секретарь обкома в любой республике был русский, у нас был русский государственный язык. Называлась эта империя по-другому, называлась она СССР. Слова эти тоже стали дорогими и родными, особенно после того как они стали мараться и пачкаться. Я не знаю, можно ли это называть словом патриотизм, потому что это всего-навсего нормальный взгляд на вещи. Оказалось, что у меня гораздо больше точек соприкосновения с коммунистами, чем с теми, кто их, скажем так, изгнал из страны и полностью лишил их власти. Они способны были держать русскую империю. И выходит, что воевали мы со всей этой коммунистической машиной за то, чтобы предоставить возможность нынешним нуворишам грабить так, как коммунистам и не снилось. А о детстве… Что же еще можно сказать о детстве?

— Какие у Вас были увлечения?