Верной остановил его покровительственным мановением левой длани.
— Я не понимаю вас и не хочу понимать, — почти задушевно сказал он, — но я знаю одно. Нет у вас веры даже и с горчичное зерно. Нет. Ни во что вы не верите. Вам наплевать, кто я такой — Джим Джонс или Дэвид Кареш. Вы не понимаете меня и не слышите меня. Сказано: имеющие глаза да увидят, имеющие уши да услышат — но вы слепы и глухи. Мне и не нужно, чтобы вы меня понимали, чтобы верили мне или чтобы я вам нравился. Это ваше дело, ваши проблемы. Это ваша беда — не видеть и не слышать. Я хочу только, чтобы вы на минутку отринули суету, забыли о вашем нелепом греховном расследовании и ради спасения собственных же душ задумались вот о чем. Настанет день, день гнева Его, и могучие люди Господа сокрушат вас. Чем бы вы ни занимались. Каких бы чинов не достигли. Какие бы успехи на поприще вашем не мерещились вам и не сбивали вас с пути. Все — — суета. Не уверовавший в меня будет ввергнут в озеро огненное и серное. Будь то вы, миссис, — он с неожиданной галантностью чуть склонил голову в сторону Скалли, — или вы, агент Молдер, — он перевел взгляд на Молдера и несколько мгновений пристально его разглядывал, впившись пронзительным взглядом ему в лицо, а потом с каким-то непонятным облегчением откинулся на спинку стула, — или хоть этот ваш Сидни, или президент Соединенных Штатов. Все будут сокрушены, если не уверуют. Сам Господь не станет марать рук о тех, кто лишен веры. Это сделают могучие люди Его. Так сказано в откровениях, и так будет. Лишь те, кто уверовал, спасутся. Господь сам охранит их души от зла. Лишь тот, кто уверует в меня, обретет жЪинь вечную, сладостную и наилучшую.
Он замолчал. Адвокат торопливо шевельнулся и проговорил:
— Моему подзащитному пора принимать пищу. Если этот бессмысленный допрос будет продолжен, я обращусь к прокурору штата с жалобой о том, что вы пытаете подследственных голодом.
В одном он прав, думала Скалли, мрачно глядя в спины выходящим. Допрос действительно бессмысленный. Или, как это… воистину бессмысленный. Нам с этим человеком не о чем говорить. Направить его на психиатрическую экспертизу, что ли? Но если его признают вменяемым, будет такой скандал… Нас просто смешают с грязью. А Скиннер добьет.
Молдер молчал.
— Последняя информация поступила чуть позже десяти, — проговорила Скалли, с некоторым усилием заставив себя обратиться к напарнику, как ни в чем не бывало. — На указанное время поиски так ни к чему и не привели.
Молдер чуть кивнул, с отсутствующим видом глядя на нее.
Ей захотелось дать ему оплеуху. Чтобы хоть как-то расшевелить…
— Прихожан Дворца будут выпускать. Территория остается под контролем, но предъявить нам пока нечего, и дело разваливается. Ты меня слушаешь?
— Конечно.
Скалли хмыкнула.
— Время летит, Молдер, — сварливо проговорила она. — Время летит. Пока у нас еще остается эта возможность, надо допросить хотя бы тех женщин, что находились в бункере с Верноном… Но, честно говоря, моя оценка — у нас еще двенадцать часов огня и серы, а потом — тишина. И про Сидни мы ничего не узнаем.
Молдер, опять ни слова не говоря, взял со стола пачку сделанных в управлении шерифа стандартных фотографий задержанных и принялся их перебирать. Скалли, потихоньку закипая, ждала. Наконец Молдер выбрал.
— Давай начнем вот с этой, — негромко предложил, почти попросил он, небрежно бросая пачку обратно на стол и протягивая Скалли фотографию женщины, из рук которой он выбил пластмассовый стаканчик с розовой отравой.
Скалли помедлила, вглядываясь в лицо на фотографии. Красивая… Но очень несчастная, похоже. Впрочем, если жить с безумцем — кто будет счастлив?
Потом она снова подняла взгляд на Молдера и сказала:
— Давай.
11:52
Она старалась держаться очень независимо. Положила ногу на ногу. Небрежно закурила, глядя чуть ли не в потолок. Скалли молчала — если уж Молдер предложил побеседовать с этой женщиной в первую очередь, пусть он и беседует, в конце концов. Чем-то же он руководствовался?
Молдер просто смотрел женщине в лицо.
А женщина старалась не смотреть на Молдера. Куда угодно — в потолок, в стену, на Скалли; только не на него. Они прежде встречались, быть может, с недоумением подумала Скалли. Да нет, не похоже…
Молчать дольше было невозможно.
— Вы имеете право не отвечать ни на какие вопросы в отсутствии адвоката, — механически предупредил Скалли. — Вы отдаете себе в этом отчет?
— Пустяки, — ответила женщина.
— Как вас зовут?
— Мелисса Рид ель.
Это имя Скалли уже где-то слышала. Но ощущение мелькнуло и пропало, нужно было тянуть допрос дальше.
— Сколько вам лет?
— Двадцать пять.
— В каких отношениях вы находитесь с Верноном Уорреном по прозвищу Эфесянин?
— Я его жена. Как и другие его жены, я имею право тоже называться этим прозвищем.
Скалли чуть качнула головой, и в этот момент Молдер наконец разродился вопросом:
— Откуда вы родом?
Женщина запнулась. В ее глазах появилась растерянность, потом какое-то напряжение, будто она силилась что-то вспомнить и не могла. Она перевела на Молдера взгляд и тихо сказала:
— Не знаю.