Поле Куликово (СИ)

-Повелитель! - заговорил Алтын. - Разве нам не довольно того, что Дмитрий не хочет исполнить твою волю?

У входа зазвучали голоса, откинулся полог, вошёл запылённый сотник сменной гвардии.

-Дерзкий! Как ты смеешь врываться на совет ханов? - крикнул пожилой чингизид Темучин, но сотник и не глянул на него.

-Повелитель! К тебе - посол московского князя Дмитрия!

Мамай вскочил.

-Где - он?

-Здесь, в твоём курене. Я привёз его. За ним идут люди с богатыми подарками, я приставил к ним нукеров.

-Давай посла!

-Он просит переодеться с дороги.

-Веди! Мне нужен посол, а не его кафтан! - метнул взгляд по лицам мурз - будто провёл лезвием. - С послом говорю я. Всем молчать и слушать.

Вошёл просто одетый русобородый, приземистый мужчина средних лет. Серые глаза его оглядели высокое собрание, он поклонился Мамаю и заговорил:

-Тебе, царю Золотой Орды, владыке восточных и полуденных народов, кланяется мой государь, великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович. Он шлёт тебе свои подарки и велит справиться о твоём здравии.

-С чем приехал, Захария? - спросил Мамай. Этого человека, московского посла Захарию Тетюшкова, он не раз принимал в своей столице.

-Шлёт тебе мой государь и золото, и драгоценные ткани, и чёрных соболей...

-Я - не о том, - перебил Мамай. - Где - ответ князя на моё письмо?

Захария распахнул полы кафтана, извлёк с груди свиток пергамента, протянул с поклоном. Один из телохранителей выхватил свиток, осмотрел, понюхал, хотел передать придворному толмачу, но Мамай протянул руку, схватил пергамент, сломал печати, развернул грамоту, впился глазами. В первый момент его лицо отразило изумление, потом - гнев.

- Не ошибся ли твой князь, посылая ко мне эту грамоту? Не выпил ли он перед тем мёда?

Посол стоял перед Мамаем свободно и прямо.

-Мой князь не любит медов. И грамоты он не перепутал. Москва готова и дальше платить дань, какую платит ныне. О большем речи быть не может.

Слова посла вызвали крики мурз. Ещё миг - и его разнесут в клочья. Мамай властным жестом заглушил голоса.

-Ты, Захария, верно служишь своему государю. Не знаю, чем он тебя наградит за службу, но такого вестника, каким ты ко мне явился, достойно то, что отпало от моей ноги.

Мамай сорвал туфлю и швырнул в грудь посла. Лицо Тетюшкова осталось спокойным, лишь темень прошла в глубине серых глаз.

-А дары Дмитрия я принимаю. Слышите, мурзы? Возьмите московские дары да купите на них плетей. Нынче нам много плетей понадобится.

Мамай искал в лице посла смятение и страх, но не находил. Вот так же стоял перед ним и тот русский воин, схваченный в степи, которого он, Мамай, отправил к Дмитрию с предостережением от непокорства. Они что, не боятся смерти? Чепуха! Смерти боится каждый человек, даже отчаявшийся самоубийца, сыплющий яд в пиалу с водой. Но Мамай знал: бестрепетно смотрят в лицо врага люди, которые чуют за собой силу. Ибо, умирая, знают, что смерть их будет отмщена. Одно движение руки, и посла поволокут в пыли - бить, топтать, ломать кости, рвать жилы. Убьют тело, а Дух будет стоять перед глазами, и за Ним - сила отмщения. Ведь казнь посла способна разъярить целый народ. Трусов казнить легко, они не помнятся, храбрых казнить страшно - они навечно остаются в памяти с гордостью и презрением во взгляде. Какая всё-таки загадочная и странная сила - смелый человек!

-Не трогать его! - крикнул гудящим мурзам. - Посла не казнят. Посол говорит устами своего государя. Мы услышали дерзость моего улусника Дмитрия, он за неё и ответит. Ты, Захария, - смелый человек и верный в службе. Иди ко мне. Я - сильней и богаче Дмитрия, верных людей ценить умею. За туфлю не гневись - то награда за княжескую службу. За ханскую службу и награды будут ханские.

Мамай заметил облегчение в глазах Тетюшкова. "Не верил, что уйдёт живым. И ты, московский посол, боишься смерти".

-Лестна - твоя милость, царь, - сказал Тетюшков с поклоном. - Запомню твоё слово. Но дай мне закончить княжескую службу - ведь Дмитрий Иванович ждёт.

-Так! Эта служба и мне нужна. Грамоту получишь завтра. А моё слово - такое: своим улусам я знаю счёт и сам решаю, сколько дани брать с каждого. Коли по молодости князь занёсся и прогневил меня - пусть поспешит ко мне с повинной головой. Прощу его, как заблудшего сына. А не придёт - силой возьму и пошлю пасти верблюдов. Теперь же ступай, отдохни. Завтра здесь будет праздник сильных, съедутся богатуры со всех туменов. Велю тебе быть на празднике. Ступай.

Когда посла увели, Мамай обрушился на мурз:

-Я велел вам молчать. Вы же орали. У этого москвитянина больше достоинства, чем у всех вас вместе. Лишь Темир-бек да ещё Батар-бек - равны ему.

-Повелитель! - вскричал Алтын. - Не уже ли ты простил ему дерзость?