Поле мечей

Голосование прошло быстро, и на сей раз сторонники Помпея не сомневались в своем решении. Клодий молчал, и Помпей понял, что, скорее всего, он каким-то образом приплатил Светонию, но при этом не обещал своей полной поддержки. Так что ночью можно спать спокойно: нападений и погромов не предвидится. Клодий поймал внимательный взгляд председательствующего и кивнул, как равный равному. Помпей кивнул в ответ скорее по привычке, механически, хотя сам в это время обдумывал один из самых отвратительных слухов. Говорили, что Клодий держал в штате телохранителей, которые в качестве средства убеждения использовали даже насилие. Это была лишь одна из историй, витавших вокруг бывшего торговца и нынешнего сенатора. Глаза Клодия хитро блеснули, и Помпей поймал себя на мысли, что завидует Цезарю. Тот сейчас в Галлии, и, невзирая на все трудности кампании, его битвы чище и проще, чем та борьба, которая предстоит самому Помпею.

ГЛАВА 28

Брут сердито покрикивал на воинов Десятого легиона. На низкорослых и лохматых галльских лошадках те неумело трусили к подножию похожей на человеческую руку горы, где их уже ожидала группа всадников. Желание Цезаря видеть рядом испытанных ветеранов казалось вполне оправданным и понятным, однако верхом они ездили, словно малые дети. Едва приходилось перейти на рысь, как лошади начинали сталкиваться и натыкаться одна на другую, а красные от напряжения и стыда всадники нередко теряли равновесие и вываливались из седла. Поскольку колонна продолжала движение, им приходилось бежать рядом с лошадью, на ходу пытаясь снова подняться в седло.

Кроме этой, была и еще одна крупная неприятность. Брута очень обидело то обстоятельство, что командование оставшимися в лагере легионами Цезарь поручил Марку Антонию. Конечно, и самого Брута, и Октавиана, как опытных всадников, он хотел видеть рядом, во главе кавалерийского отряда. И все же Марк Антоний не заслужил права быть вторым после самого Цезаря. Такая несправедливость бесила Брута. В ярости он резко повернулся, чтобы навести порядок в рядах Десятого.

— Во имя Марса, держите крепче поводья, а не то я прикажу вас высечь! — крикнул он неумело скачущим легионерам. В тяжелых доспехах они казались еще более неуклюжими и скорее походили на мешки, чем на всадников. Брут в бессильной ярости закатил глаза: вот еще один неумеха слишком сильно наклонился вперед и, потеряв равновесие, с грохотом свалился прямо под ноги лошади.

Конечно, приближение к месту возможного боя выглядело не слишком эффектно. Десятый легион привык к ритму пешего строя, так что красные, вспотевшие и раздраженные воины не имели ничего общего с теми уверенными в себе кавалеристами, которые обычно окружали центуриона.

Октавиан ехал следом и время от времени направлял своего мощного мерина на нестройную колонну, заставляя лохматых лошадок хоть немного держать ряд. Товарищи обменялись понимающими взглядами, и Октавиан широко улыбнулся. Его-то ситуация явно забавляла, однако Брут не видел в происходящем ничего забавного. В эту самую минуту прямо перед ним две лошади каким-то образом сцепились упряжью. Всадники беспомощно дергали вожжи до тех пор, пока испуганные животные не бросились в разные стороны. К счастью, быстрым движением Бруту удалось остановить их. Он удерживал обеих лошадок до тех пор, пока всадники не пришли в себя и не восстановили равновесие. Конечно, от этих людей нельзя было требовать свободы обращения с лошадьми, которая достигалась тысячами часов тренировок, а потому Брут надеялся, что Цезарь остановится на почтительном расстоянии от места встречи и не позволит Ариовисту увидеть, что за всадники его сопровождают. Родившегося в седле не обманешь.

Перед отъездом Цезарь подошел к Бруту. Он заметил холодность друга, а потому хотел успокоить его.

— Тебе придется поехать со мной, — начал он. — Без нашей конной центурии никак не обойтись, а командовать ею можешь только ты. — Юлий подошел ближе и заговорил почти шепотом, чтобы никто не услышал: — И кроме того, если придется принять сражение, лучше делать это без Марка Антония. Он слишком много мнит об этом Ариовисте и его дружбе с Римом.

Брут кивнул, хотя объяснение не слишком его утешило. Ощущение несправедливости осталось: высокий пост отдан другому.