Поле мечей. Боги войны

Брут посмотрел вокруг. Катилина исчез.

– Очистить чертову улицу, Десятый, быстро! – не скрывая ярости, скомандовал центурион, и легионеры бросились в бой с удвоенной силой.

Острые, словно отточенная бритва, тяжелые мечи крошили направо и налево, напоминая в этот момент ножи в лавке мясника. Некоторые из защитников Катилины скрылись вместе со своим господином, и число неприятелей стремительно сокращалось. Легионеры яростно расправлялись с оставшимися, безжалостно сокрушая тела и расплачиваясь за вероломное нападение единственно достойной монетой.

Наконец все закончилось. Легионеры остановились, тяжело дыша и мрачно глядя по сторонам. С блестящих металлических доспехов медленно стекала, капая на землю, вражеская кровь. Один из них прошел между поверженными защитниками Катилины, для полной уверенности нанося последний, смертельный удар.

Брут вытер о тело последнего из убитых меч и, тщательно осмотрев лезвие, уверенным движением засунул верное оружие в ножны. Да, в работе Кавальо изъянов не найдешь.

Из двадцати легионеров осталось всего одиннадцать, причем двое из них тоже прощались с жизнью. Брут с сочувствием и пониманием смотрел, как товарищи, не дожидаясь приказа командира, подняли умирающих и, поддерживая, шептали слова последнего утешения.

Центурион попытался сосредоточиться и трезво оценить ситуацию. Люди Катилины оказались вооружены и готовы к бою с воинами Десятого легиона. Это означает, что претор собирался присоединиться к заговорщикам как раз сегодня. Или же, наоборот, они шли к его дому.

Надо принимать решение как можно скорее. Ведь люди молча ждут приказа.

– Домиций, поручи наших раненых заботам жителей ближних домов. А прежде чем догонишь нас, передай сообщение Юлию – в сенат. Скажи, что ждать его мы уже не можем. Все остальные – быстро за мной!

Не добавив больше ни слова, Брут бегом бросился вперед. Не обращая внимания на усталость, легионеры последовали за ним.

В сенате творилось нечто невероятное: триста сенаторов говорили одновременно, стараясь перекричать друг друга. Самые громкие протесты раздавались в середине зала: именно там стояли те закованные в цепи четыре человека, которых арестовал Цезарь. Арестованные требовали доказательства выдвинутых против них обвинений. Поначалу они вели себя сдержанно, но, как только поняли, что Катилина сумел освободиться, осмелели и обрели утраченную было уверенность.

Помпей тщетно дожидался тишины. В конце концов ему пришлось действовать теми же методами, что и всем вокруг, добавив собственный голос к общему шуму.

– Всем сесть и замолчать! – набрав в легкие побольше воздуха, закричал он, оглядывая собравшихся в зале людей.

Ближние отреагировали довольно быстро, а последовавшая волна создала видимость порядка.

Помпей ждал, пока шум стихнет; постепенно все перешли на шепот. Консул крепко уперся руками в край трибуны, собираясь обратиться к разбушевавшемуся и вышедшему из-под контроля сенату, но как раз в эту минуту один из четверых арестованных просительно воздел скованные руки:

– Консул, я требую немедленного освобождения! Нас вытащили из домов и…

– Замолчи немедленно, или я суну тебе в рот железный кляп! – оборвал Помпей. Говорил он негромко, и все же голос достигал самых дальних скамеек. – В должное время вам будет предоставлена возможность ответить на выдвинутые Цезарем обвинения! – Консул глубоко вздохнул. – Сенаторы! Эти люди обвиняются в заговоре и организации беспорядков в городе, которые должны были привести к полномасштабному восстанию и свержению власти сената. Но, самое главное, они планировали убийство ведущих политиков! Те из вас, кто так громко взывает к справедливости, вполне могут рассмотреть серьезность обвинений. А сейчас выслушайте Цезаря, который и предъявит обвинение!

Юлий шел к трибуне, ощущая, как по спине ползет холодный пот. Где же Катилина? Если у Брута все прошло, как запланировано, ему давно пора быть здесь, рядом с остальными обвиняемыми. Но случилось иначе, и сейчас Юлий ощущал каждый шаг, как приближение к пропасти. Он ведь не обладал никакими аргументами, кроме слов Красса. Разве этого достаточно для выдвижения обвинений?

Юлий поднялся на трибуну и обвел взглядом коллег: да, некоторые смотрят с открытым вызовом. Вот почти напротив него, рядом с Бибулом, сидит Светоний. Оба едва не лопаются от любопытства – как пройдет это скользкое дело? Цинна тоже здесь, кивает с непроницаемым выражением. После смерти дочери он так редко появляется в сенате! Дружбы между ними быть не может, но и врага в бывшем тесте Цезарь тоже не видит. Больше того, если б можно было быть настолько же уверенным и в других сенаторах!..

Глубоко вздохнув, Юлий постарался привести мысли в порядок. Если он ошибся в расчетах, ситуация обернется против него самого. А если вдруг окажется, что Красс попросту отдал молодого эдила на съедение волкам, то впереди маячат позор и, скорее всего, физическое уничтожение.