Поле мечей. Боги войны

– Три склянки, господин. До рассвета уже недолго, – сообщил испанец.

– Хорошо, по крайней мере узнаем, встречают нас или нет, – заметил Юлий.

Вначале ночь казалась бесконечной, но вот она почти пролетела. На соседних галерах с нетерпением ждали рассвета командиры семи легионов. На каждом судне – дозорный, который с верхушки мачты следит за горизонтом, чтобы увидеть первый серый рассветный луч, и смотрит, не появились ли в море вражеские суда.

При мысли о том, как мало теперь зависит от него, Юлий почувствовал странное облегчение. Это краткое затишье среди непрерывных трудов и забот доставило ему удовольствие. Он вспомнил Рения – жаль, что тот не может видеть его сейчас. Старик непременно одобрил бы рискованную игру – бывший гладиатор смог бы ее оценить. Юлий устремил взор вперед, словно мог силой своего желания приблизить берега Греции. За спиной так много призраков прошлого, а где-то впереди ждет Брут.

После успешного внедрения Цецилия в войско Помпея Юлий отправил в разные греческие города еще пять человек. Месяц за месяцем Цецилий сообщал о казни очередного из них – и скоро он опять остался единственным лазутчиком в армии Помпея. Полагаться полностью на одного человека – безрассудство, и Юлий постоянно опасался, что Цецилий перешел на сторону Помпея.

Теперь можно ни о чем не беспокоиться – все равно уже ничего не изменишь. Если сообщения Цецилия верны, Помпей на севере, неподалеку от Диррахия. Он распределил свои легионы по западному побережью, но о том, где именно высадится неприятель, диктатор узнает лишь после того, как это произойдет. Если, конечно, не узнал заранее.

Юлий усмехнулся над собой: его временное спокойствие – настоящий самообман. Он не в силах не думать о будущем – как не в силах остановить ледяной ветер, от которого дрожат солдаты.

Тяжелое шлепанье босых ног заставило Юлия обернуться.

– Господин, начинается рассвет, – доложил матрос, указывая на восток.

Юлий тщетно всматривался в абсолютную тьму. Он собирался сказать, что ничего не видит, но тут различил темную полосу горизонта, отделяющую небо от воды, и расплывающееся над ней серое пятно. Юлию приходилось встречать над морем рассвет, и все равно у него перехватило дыхание, когда между небом и водой зародилась тонкая золотая полоска – она медленно расширялась, и вот уже засветились нежными красками подкладки облаков.

– Вражеское судно! – сообщил сверху дозорный, разрушая очарование.

Юлий сжал пальцами борт – скорее бы рассвело! Еще немного, и на одной из вражеских галер увидят возникающий из темноты неприятельский флот, и капитаны Помпея начнут в панике выкрикивать команды. Юлий не хотел менять курс. Он отчаянно мечтал уловить в дыхании моря запах близкой земли.

Постепенно рассвет набирал силу, и вскоре вокруг проступили очертания остальных тридцати галер. На палубах кипела работа. Юлий ждал, когда дозорный крикнет: «Земля!» – и сердце его колотилось так, что делалось больно.

Теперь стали видны три галеры Помпея – вокруг ближайшей можно было даже разглядеть белые буруны от весел.

И тут раздался крик:

– Земля!

Юлий поднял к небу сжатые кулаки, и у него вырвался торжествующий вопль.

Его солдаты ответили радостными криками, которые понеслись далеко над водой, – теперь все увидели впереди коричневую полосу. Значит, неприятель уже не нападет на них в море!

Молчавшие всю ночь барабаны внезапно ожили и застучали – все быстрее и неистовей. До суши остался последний рывок – барабаны бешено отбивали ритм, корабли стрелами неслись по волнам.

Через некоторое время Юлий смог различить дома – город начинал просыпаться. Словно жужжание пчел, слышались вдалеке тревожные сигналы: горнисты призывали воинов Помпея на защиту города. Какой это может быть город? Орик? Юлий не знал – с тех пор как он в последний раз отплыл из Орика, минуло почти двадцать лет.

Барабанная дробь заставляла кровь быстрее струиться по жилам – порт совсем близко. Стоящие у причалов три галеры ожили: по палубам бегали и кричали люди. Их испуг развеселил Юлия. Стоит ему ступить на сушу, и все убедятся, что в Риме не перевелись хорошие полководцы.

Проснувшись, Брут поднялся с жесткой подстилки и занялся гимнастикой – так он встречал каждый рассвет. Основным движениям его научил еще Рений, потом кое-что добавилось от Каберы, и теперь Брут с помощью упражнений развивал не только силу мышц, но и гибкость.

Через полчаса, когда вдали над Диррахием взошло солнце, тело Брута лоснилось от пота. Он взял меч и принялся отрабатывать приемы, которые освоил вместе с Юлием много лет назад. Простые жесты постепенно сменялись сложными, почти танцевальными движениями. Брут выполнял их автоматически, и они не мешали ему размышлять. Полководец обдумывал свое положение у Помпея.

После того как Брут ускользнул от слежки, Лабиен определенно стал опасен. Доверчивее он точно не сделался, и с Брута не спускали глаз ни днем ни ночью.