Поле мечей. Боги войны

А ведь они ждали совсем другого, вспоминал Цицерон. Марк Антоний читал письма Цезаря из Египта, и все говорили о том, как им лучше принять и чествовать величайшего полководца Рима. Тем не менее в душе люди спрашивали себя: согласится ли теперь Юлий признавать власть сената? Цицерон проголосовал вместе с другими за диктатуру сроком на десять лет – дело, до тех пор неслыханное. И точно сбалансированные весы республики дали перекос. Вот и все, чего смогли достичь сенаторы.

Услыхав новость, Юлий просто кивнул, словно только того и ждал. Цицерон пришел в отчаяние. Он прекрасно понял, для чего Юлий показывал на Форуме своего сына. По положению этому человеку нет равных, некому его по-дружески предостеречь. Интересно, будет ли во время триумфов у Цезаря за спиной стоять раб и шептать ему в ухо: «Помни, что ты смертен»?

Бронзовые двери скрипнули, и Цицерон оглянулся – кто дерзнул нарушить покой зала заседаний? Разве снаружи нет стражников? Впрочем, Цицерон не удивился бы, если бы стражники валялись пьяные, а возбужденные толпы рвались внутрь, чтобы загадить зал, где заседает их правительство.

– Кто здесь? – спросил сенатор и устыдился своего дрожащего голоса. Голос нервного старика, с горечью подумал он.

– Это я, Светоний. Я заходил к тебе домой, но тебя не застал. Теренция уже волнуется.

Цицерон громко вздохнул – он испытал одновременно облегчение и раздражение.

– Неужели в этом городе человека никогда не могут оставить в покое? – сказал он с вызовом.

– Незачем сидеть в потемках, – ответил Светоний, подходя к собеседнику.

Он не сразу решился посмотреть в глаза Цицерону, и вид у него был как у потерпевшего поражение. Светоний тоже сидел в сенате, тоже слышал выступление Цезаря.

Снаружи кто-то затянул старинную песню о несчастной любви, и остальные на Форуме стали подтягивать. Пели не в лад, но с большим чувством. Цицерону даже захотелось выйти и присоединить к общему хору свой дребезжащий тенор – хотя бы для того, чтобы побыть частью толпы в последний раз, пока новый день не вернет его к неприятной действительности.

Светоний слушал, наклонив голову.

– Они еще не раскусили Цезаря, – прошептал он.

Цицерон, отвлеченный от своих мыслей, поднял на него взгляд. В полумраке глаза Светония казались темными ямами.

– И теперь мы просто его слуги? – вопрошал Светоний. – Это все, чего мы добились?

Цицерон покачал головой, отвечая скорее себе, чем собеседнику:

– Придется поупражняться в терпении, сенатор. Наш город будет долго стоять и после нас.

Светоний с отвращением фыркнул:

– Какое мне до того дело?! Ты ведь слышал его речь, Цицерон! Ты кивал вместе со всеми, и никто из вас не посмел высказаться.

– Ты тоже промолчал, – напомнил Цицерон.

– А что проку от меня одного? – бросил Светоний.

– Видимо, все рассуждали, как ты.

– Но мы же нужны ему, чтобы править, – продолжал Светоний. – Или Цезарь думает, колонии сами собой управляют? Он хоть одним словом поблагодарил нас за ту работу, которую мы проделали, пока его не было? Я не слыхал, а ты?

Оратор начал злиться: Светоний расхныкался, словно ребенок.

– Мы ему не нужны! – резко возразил Цицерон. – Неужели не понятно? Войска преданы ему лично, ему принадлежит полная власть. А мы – только воспоминание о старом Риме, мы – гаснущие угли, поддерживающие друг друга собственным дыханием. Все великие мужи ныне мертвы.

Тем временем снаружи донеслись последние, самые трогательные слова песни, тут же сменившиеся радостными воплями.

– И что нам делать? – поинтересовался Светоний.

Голос у него был жалобный, и Цицерон поморщился. Он долго не отвечал.

– Мы придумаем, как привлечь к нам Цезаря, – промолвил он наконец. – Сегодня народ его любит, завтра тоже, а потом? Люди потратят деньги, которые он роздал, а одними красивыми обещаниями брюхо не набьешь. Быть может, тогда римляне вспомнят о нас.

Цицерон говорил и водил подошвой по натертому полу. Сенатора злила явная слабость собеседника, и мысль заработала быстрее.

– Кто же будет принимать для него законы, воздавать ему почести? Уметь кричать на Форуме – еще не все. Цезарь вот так запросто отшвырнул то, что накоплено веками. А ведь обратный процесс может ударить по нему, и с немалой силой.

– Значит, таково твое решение? – спросил Светоний. Насмешка в его тоне привела Цицерона в ярость, однако Светоний продолжил: – Собираешься противостоять Цезарю, принимая нужные ему законы? Вознося хвалу?

Цицерон с усилием взял себя в руки. У него совсем мало союзников, нельзя пренебрегать даже таким, как Светоний.

– Если мы станем ему перечить, он и нас отшвырнет. И через несколько часов в зал заседаний войдут другие сенаторы, более покладистые. Чего мы так добьемся? – Цицерон вытер с лица пот. – Цезарь может обойтись без нас, однако мы ни в коем случае не должны позволить ему это понять. Сейчас ему в голову не приходит мысль, что можно взять и распустить сенат, но скоро он задумается… Так не станем же форсировать события. Мы идем по опасному пути, и все же, пока мы едины, есть надежда.

– Ты просто его боишься, – сказал Светоний.

– И тебе не помешало бы, – посоветовал Цицерон.

Глава 33