– Раньше все здесь останавливались, – сказал старик. – В северной части города были бары и постоялые дворы, и все для тех, кто проезжал мимо. Все эти сады, отсюда до пожарной части, – прежде вместо них здесь были бары и постоялые дворы. Потом все снесли, что само не развалилось. Давно уже никто не проезжает через наши места. Но в то время город был совсем другим. Потоки людей туда и сюда, все время. Рабочие, сборщики кукурузы, торговцы, бродяги, боксеры, музыканты. И все они останавливались у нас, и моя сестра им пела.
– И она помнит Слепого Блейка? – спросил я.
– Конечно помнит, – сказал старик. – Она считала его величайшим человеком из живущих на свете. Говорит, играл он классно, очень классно.
– А что с ним случилось? Вы знаете?
Старик призадумался. Принялся рыться в своей тускнеющей памяти. Пару раз тряхнул седой головой. Затем взял из нагревателя теплое влажное полотенце и положил его мне на лицо. Начал меня стричь. Еще раз тряхнул головой.
– Не могу сказать точно, – наконец признался старик. – Он время от времени приезжал к нам. Это я хорошо помню. Потом его не стало. Я тогда был в Атланте, не знаю, что с ним случилось. Слышал, его убили, может быть, здесь, в Маргрейве, может быть, где-то в другом месте. Он впутался в какую-то серьезную неприятность, и его убили. Насмерть.
После того как старики закончили, я еще посидел в салоне, слушая радио. Затем достал пачку денег, дал им двадцать долларов, вышел на главную улицу и направился на север. Времени было уже около полудня, и солнце припекало немилосердно. Для сентября было очень жарко. Кроме меня, на улице никого не было. Черная дорога дышала жаром. По этой дороге ходил Слепой Блейк, быть может, в полуденный зной. В те времена, когда эти старики-негры еще были мальчишками, здесь проходила артерия, ведущая на север, в Атланту, Чикаго, к рабочим местам, надежде, деньгам. Полуденный зной не мог остановить тех, кто шел к своей цели. Но сейчас это была лишь черная гладкая полоса асфальта, ведущая в никуда.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы по такой жаре добраться до полицейского участка. Пройдя по ухоженному газону мимо еще одной бронзовой статуи, я открыл массивные стеклянные двери. Шагнул внутрь, в прохладу. Роско ждала меня, прислонившись к столу дежурного. У нее за спиной я увидел Стивенсона, бурно говорившего по телефону. Роско была бледна и очень встревожена.
– Мы нашли еще один труп, – сказала она.
– Где? – спросил я.
– Опять рядом со складами, – сказала она. – Только на этот раз с другой стороны шоссе, у развилки, под насыпью.
– Кто его обнаружил?
– Финли. Он отправился туда утром, чтобы еще раз осмотреть место преступления и найти какие-нибудь улики, которые могли бы помочь разобраться с первым трупом. Хорошая мысль, правда? А нашел он еще один труп.
– Вы определили чей? – спросил я.
Роско покачала головой:
– Личность не установлена. Как и у первого.
– Где сейчас Финли?
– Отправился к Хабблу, – сказала она. – Он считает, Хаббл что-то знает.
Я кивнул.
– Сколько времени пролежал второй труп?
– Дня два-три. Финли убежден, что в ночь с четверга на пятницу произошло двойное убийство.
Я снова кивнул. Хабблу действительно что-то известно. Например, тот человек, которого он направил на встречу с высоким детективом с бритой головой. Хаббл не мог понять, как ему удалось скрыться. А этот человек никуда не скрылся. С улицы донесся шум подъехавшей машины, и большие стеклянные двери раскрылись. Финли просунул к нам свою голову.
– Роско, едем в морг, – сказал он. – И ты тоже, Ричер.
Я и Роско вышли следом за ним на жару. Сели в седан Роско без отличительных знаков. Финли оставил свою машину у участка. Роско села за руль. Я сел назад. Финли устроился спереди слева, развернувшись так, чтобы одновременно говорить с нами обоими. Роско вывела машину на шоссе и повернула на юг.
– Я не смог найти Хаббла, – сказал Финли, глядя на меня. – У него дома никого нет. Он ничего не говорил о том, что куда-то собирается?
– Нет, – ответил я. – Ничего не говорил. За все выходные мы не сказали друг другу и пары слов.
Финли проворчал что-то невнятное.
– Мне нужно выяснить все, что известно Хабблу об этом деле, – сказал он. – Мы имеем дело с чем-то серьезным, и Хаббл что-то знает, это точно. Ричер, что он тебе рассказал?
Я ничего не ответил. Я до сих пор не был до конца уверен, на чьей я стороне. Вероятно, на стороне Финли, но если Финли сейчас сунет свой нос в то, в чем замешан Хаббл, и Хабблу, и его семье крышка. Это точно. Поэтому я решил остаться в стороне и постараться как можно скорее убраться отсюда ко всем чертям. Я не хотел впутываться в эту историю.
– Ты пробовал позвонить ему на сотовый телефон? – спросил я.
Буркнув себе под нос, Финли покачал головой.
– Телефон отключен, – сказал он. – Мне сообщил об этом автоответчик.
– Хаббл заезжал за своими часами? – спросил я.
– За чем?
– За своими часами, – повторил я. – В пятницу он оставил у Бейкера «ролекс» стоимостью десять тысяч долларов, когда Бейкер надевал на нас наручники, чтобы отправить в Уорбертон. Так вот, Хаббл заезжал за часами?