Полемика против евреев

В статье, озаглавленной: "Съезд в Сонвилье и Интернационал", "Фольксштат" от 10 января 1872 года, вылив, естественно, на нас всю свою обычную гнусную клевету, на которую я отвечу здесь же, с высоты своей патриотической и буржуазной политики объявляет весьма нелепым следующий параграф циркуляра Юрского съезда, из которого была предусмотрительно изъята главная фраза, которую я воспроизвожу подчеркнутой, и которая протестует против авторитарной организации, которую Генеральный совет в Лондоне хотел бы навязать Интернационалу. Вот, прежде всего, параграф циркуляра: "Будущее общество должно представлять собой не что иное, как сделанную всеобщей форму организации, которую придаст себе Интернационал. Мы должны поэтому добиться того, чтобы эта организация была возможно ближе к нашему идеалу. Как может свободное общество равных выйти из авторитарной организации? Это невозможно. Интернационал, зародыш будущего человеческого общества, должен быть уже сейчас верным отображением наших принципов свободы и федерации и должен выбросить всякий закравшийся в него принцип, который ведет к авторитарности и диктатуре".

Возмущенный вашим энергичным протестом во имя свободы, богини, пока неизвестной в Германии, против этого проклятого принципа авторитарности, управляемости и дисциплинарного рабства, который, кажется, был передан, как историческое национальное наследие, даже социал-демократам этой великой страны, "Фольксштат" восклицает:

"Нас, немцев, ославили за наш мистицизм, но до такого мистицизма нам далеко!"

Пусть "Фольксштат" успокоится. Обвинение в мистицизме могло быть адресовано немцам до 1848 года. Но с того времени, ставшего для всей Германии эпохой резкого перехода от теории к практике, никто больше и не мечтает о том, чтобы упрекнуть их в этом. На самом деле, они стали очень практичными. К несчастью, как я, кажется, уже констатировал и показал, этот новый совершенно практический разум, которым они были озарены, начиная с этого памятного года, поставил их в абсолютное противоречие со всеми их прошлыми гуманитарными мечтами. Насколько те были красивы, справедливы, человечны, настолько внушения первого злобны, недалеки и безобразны. Немецкие мечты сделали из Германии глубоко симпатичную нацию, уважаемую всем миром. Ее реальность, ее недавняя практика превратили ее в ненавидимую нацию, сделали из нее угрозу для всего мира.

В 1848 году я часто слышал в Германии, как на все многочисленные протесты, которые еще поднимались под влиянием чего-то вроде воспоминаний о прошлом даже из стана буржуазии, апостолы, доктринеры этого нового политического разума отвечали такими значительными словами, которые разносились потом во всей стране, единогласно повторялись ею, как грозный приказ: "Будем практичными! Хватит восторженных увлечений, хватит юношеских мечтаний, так как мы должны основать великое государство Германии. Будем же практичными!"

И они действительно были практичными. Вследствие молчаливого соглашения между либеральной и умеренной буржуазией и буржуазными и даже социал-демократами городов, первое, что они сделали во всей Германии, это парализовали революционное движение крестьян, которые, как и в 1830 году, крайне недовольные своим экономическим положением, еще не полностью свободным от феодального рабства, кажется, были готовы повторить великое восстание 1524-1525 годов. Для меня нет никакого сомнения в том, что, если бы немецкие демократы были большими революционерами и меньшими доктринерами, чем в действительности, и вместо того, чтобы искать спасения в своих национальных и местных парламентах, протянули бы руку этому стихийному движению деревни, как всегда, направленному, естественно, против замков благородных вельмож и других крупных землевладельцев; прибавив к этому еще и возмущение черни городов, посреди всеобщего беспорядка и полного бессилия правительств в течение марта и апреля, они могли бы обеспечить триумф серьезной революции в Германии.

Но великая революция, настоящая, живая, энергичная, искренне народная, революция событий, а не фраз шла слишком вразрез с привычкой к порядку и социально-консервативными инстинктами даже самых социалистических буржуазных демократов Германии, которые, возможно, сами того не подозревая, являются почитателями прежде всего общественного порядка. Они не допускают, что народные массы, невежественная и грубая толпа, может хотеть, действовать и самоорганизоваться. Она им нужна дисциплинированной и, следовательно, они хотят любой ценой ею управлять. Таким образом им нужна или диктатура - и какими бы мечтателями они себя ни называли, они сегодня мечтают о ней больше, чем когда-либо - или парламентское правительство. В 1848 году диктатура была, разумеется, невозможна, вследствие чего они пытались сделать то, что они называли революцией, посредством своих парламентов.