Полесский шаман

Мы стащили парня с телеги. Он оказался даже легче, чем я представлял.

— Кладем его вот так, головой туда, — сказал Серега, когда мы внесли его внутрь. Федоровна осталась снаружи. Мы опустили мужчину, на лавку прямо с одеялом. Сергей подсунул края одеяла ему под бока, сделав своеобразную люльку.

Когда было готово, Серега задумчиво на него посмотрел.

— Врачи констатировали у него смерть головного мозга. Спинной мозг подает сигналы, а в головном — тишина. Помнишь, о чем мы говорили вчера?

— Вегат?

— Вегат.

— Что с ним произошло?

— Был электриком, попал под силовой кабель. Получил сильнейший удар током. Доктора несколько дней боролись за его жизнь. Сердце работало с перебоями. То работает, то не работает. Но, в конце концов, оклемался. Правда, так и остался — овощ овощем. Несколько лет пролежал в больничке. Пока мать не решила его забрать. Не сказать, что врачи были сильно против. Думаю, даже немного обрадовались, что могут скинуть обузу. У них сейчас даже в дурдоме места нет. Дышать может сам. Показали, как кормить через трубочку, и гудбай.

— Колдунством пробовал?

— Да, уже. Ничего. Сейчас еще раз попробую.

Он подошел, стал у изголовья. Положил руки на голову больного и принялся медленно водить туда-сюда.

— Нет, ничего… Если ему что и может помочь, то только шаманство.

— Что ты задумал?

— Кое-что из египетских практик. Что-то из книги Жизни, что-то из других текстов. Мы же с тобой вместе разбирали. Смотри, вспоминай. У меня стойкое чувство, что все получится. Должно получиться.

Сергей вышел на улицу, я за ним. Нина Федоровна, как раз заканчивала скидывать коробки на землю. Слух меня не обманул — тихое урчание, которое мне казалось поначалу, превратилось в визг и рычания. Я присмотрелся — коты, сидят в каждой коробке.

Сергей взял большой таз, занес внутрь, но вскоре вернулся.

— Трельяж привезли? — спросил он Нину Федоровну.

— Да, вон там, — она кивнула в сторону, с обратной стороны телеги.

— А кошки?

— Все двадцать, как вы и просили. Еле нашла. Пришлось весь рынок скупить. У знакомых выпрашивать.

— Хорошо. Вадим, давай трельяж занесем…

Мы внесли зеркало на ножках внутрь и установили прямо у парня за головой. Сергей отогнул петли, проверил, свободно ли выходит стекло из основания.

— Рано еще, — сказал он, прислонив зеркало обратно.

Зашла Федоровна, держа в руках сложенный кусок тепличной пленки.

— Значит план такой, — сказал Сергей, когда мы собрались вместе. — Когда я начну ритуал, накроете парня с головой сначала покрывалом, затем клеенкой. Чтобы не порезался осколками. Потом, начинается самое неприятное. Когда я возьму нож, кошек нужно обезглавить. Сделать это нужно быстро…

— То есть как — обезглавить? — я почувствовал дурноту. Ноги стали как ватные.

— О боже, Вадим. Как же я не подумал. Ты еще не окреп психически. Не стоит тебя подвергать такому испытанию… Однако, что мне делать? — он задумался, лоб пересекла глубокая морщина, — я один не смогу. Просто не успею…

— Я смогу, — неожиданно заявила женщина и, полная решимости, схватила нож. — Я успею.

Сергей посмотрел на нее, согласно кивнул.

— Вадим, — обратился он ко мне, — когда накроете парня, выходи. Возвращайся домой. Не стоит тебе этого ни видеть, ни даже слышать. В общем, так, — обратился он к Нине Федоровне. — Головы нужно класть под свечи, глазами на вашего сына. Когда я подам знак, опрокидываем зеркало, с силой, чтобы оно разбилось о его тело. И еще, на зеркало старайтесь не смотреть. Если все-таки посмотрели, и чувствуете, что вас затягивает туда — вращайте глазами против часовой стрелки.

Федоровна молча кивнула.

— Ну что ж, не будем тянуть резину, — подытожил Сергей.

Мы с Федоровной накрыли ее сына, как велел Сергей. После этого я вышел. Сначала, по совету наставника, собрался, было домой, но затем вдруг подумалось:

— Что за черт? Я, ученик шамана, бегу от самого настоящего древнего ритуала!

Гордость и любопытство победили, и я остался сидеть за стенкой шатра. Вскоре раздалось бренчание. Словно у балалайки осталась только одна струна, самая гулкая, как шмель. Затем, в такт жужжанию Серега затянул нудную, тянущую то ли молитву, то ли песнь на незнакомом языке. Песня эта проникала в мозг и липла к языку. Против воли, я начал подпевать вслух, тщательно повторяя слова вслед за Сергеем.

Когда раздались визги и вопли, я лишь зажал уши ладонями и продолжал петь вслух. Мотив казался таким знакомым и таким забытым. Слова рождались на языке, и было приятно выпускать их изо рта, словно мыльные пузыри.