Полет аистов

Тут и дурак бы понял, что сотворил этот хирург. Он вырезал сердце мальчика и вставил его в тело отца. Конечно, это гениально – проделать такое прямо в джунглях. Но то, что было у меня перед глазами, никто не назвал бы работой гения. Такое мог устроить только сумасшедший, или проклятый нацист, или черт его знает кто. Клянусь, парень, я не мог этого вынести. За пятнадцать лет не прошло ни одной ночи, чтобы я не вспоминал об этом. Я подошел еще ближе, к самому стеклу. Я хотел увидеть лицо молодого Бёма. Голова его была вывернута совершенно неестественно, на сто восемьдесят градусов. Я рассмотрел его глаза, выпученные, полные ужаса. Мальчику заклеили рот. Я понял, что мерзавец резал его по живому, без наркоза. Я вынул ствол и вернулся на улицу. Мясник уже ждал меня, а с ним – четверо черномазых, вооруженных до зубов.

Они направили на меня фонари, и я сразу ослеп. Послышался сладенький голос доктора, буквально сверливший мне мозги: «Будьте благоразумны, Кифер. Не делайте лишних движений, а не то я пристрелю вас, как собаку. Теперь вы соучастник убийства ребенка. Это гарантирует вам смертный приговор, как в Конго, так и в Центральной Африке. Однако если вы будете следовать моим указаниям, не случится никакого скандала и, возможно, вы даже прилично заработаете». И врач объяснил, что мне следует сделать. Я должен отвезти тело сына Бёма в Мбаики и с помощью черного врача состряпать официальный документ. И за это я получу несколько миллионов франков старыми. Это для начала. Потом я, скорее всего, поучаствую в более выгодном деле. Выбора у меня не было. Я привязал тело Филиппа Бёма к носилкам и с двумя неграми, тащившими их, отправился к поселку ЦААК. Старшего Бёма я оставил в руках того психа. Ван Доттен удрал. Я добрался до своего грузовика и покатил в Мбаики, увозя тело малыша. История вышла отвратительная, и я мечтал, чтобы лес сожрал чокнутого врача вместе со всем этим кошмаром.

Вот так и получилось, что в ту ужасную ночь Бём, Кифер и ван Доттен помимо своей воли продали душу дьяволу. Раньше я даже не представлял себе, что этим трио может дирижировать кто-то четвертый. С августовской ночи 1977 года трое белых оказались под неусыпным надзором. Титановая капсула, вшитая в тело Макса Бёма, теперь обрела смысл: это было доказательство – своего рода «автограф» доктора, предмет, подтверждающий совершение преступления и позволяющий хирургу держать в своей власти Бёма, а через него и двух остальных.

– Я знаю, Кифер, что было дальше, – произнес я. – Мдиае во всем сознался. Ты продиктовал ему текст отчета о вскрытии и поехал с телом мальчика в Банги. Что произошло там?

– Я наплел Бокассе какую-то чушь. Сказал, что на нас напала горилла, что она убила молодого Бёма, а старый Бём уехал на родину через Браззавиль. Это выглядело подозрительно, но Бокассе было плевать. Его тогда волновало только одно: что мы нашли алмазы. Оставалось всего три месяца до его коронации. Он везде искал камни. Для своей «императорской короны». В строжайшем секрете в джунгли тут же снарядили геологическую партию. Я руководил строительством. Уже в начале октября мы нашли потрясающие камни. Их сразу отправили на огранку в Антверпен.

– А когда ты снова встретился с Бёмом?

– Через полтора года, в январе семьдесят седьмого, в Банги. Я не поверил своим глазам. Старина Макс ужасно похудел. Он двигался медленно, осторожно. И волосы стали еще белее, чем раньше. Мы нашли тихий уголок на берегу Убанги и сели поговорить. В городе было неспокойно: уже вовсю начались студенческие демонстрации.

– Что сказал тебе Бём?