Полет аистов

На какую-то долю секунды я заколебался, потом стал краем лопаты соскребать землю с гроба. Его красная потрескавшаяся поверхность немного вздулась. Я отбросил лопату и попытался голыми руками отодрать крышку. Пальцы скользнули по коре, и я упал в грязь. Сестра Паскаль, стоявшая у края могилы, протянула мне руку. Я заорал: «Оставьте меня в покое!» И начал снова. На сей раз, кора стала потихоньку поддаваться. Разрытую яму стремительно заливал дождь. Вдруг дерево не выдержало и разом оторвалось. Я отлетел, крышка перевернулась в воздухе и стукнула меня по голове. Я свалился и почувствовал какое-то нежное прикосновение. На секунду замер от неожиданности, а потом истошно вскрикнул: я коснулся кожи Гомун, ее мягкого детского тела.

Я вскочил на ноги и постарался взять себя в руки. Передо мной был труп девушки. Она была одета как нищенка: старенькое платьице в цветочек и поношенная спортивная куртка. При виде такой бедности у меня сжалось сердце. Однако меня потрясла непорочная красота девочки. Ее родные постарались закрасить раны, прежде чем ее похоронить. Я заметил только небольшие рубцы на кистях и обнаженных лодыжках. Лицо не было повреждено. Вокруг ее закрытых глаз лежали широкие коричневые тени. Меня поразило, насколько верны банальные слова о том, что смерть похожа на сон: да, они действительно похожи, как две капли коричневых чернил. Мои промокшие ноги совсем застыли, и я вспомнил, что мне следовало поторопиться. Я крикнул: «Ваша очередь, сестра. Спускайтесь. Дождь скоро затопит могилу». Сестра Паскаль сняла накидку и неподвижно стояла у края ямы, выпрямившись и теребя крест. Ее мокрые седые волосы и сероватое лицо блестели, и она напоминала железную статую. Ее взгляд был прикован к трупу. Я снова прокричал:

– Быстрее, сестра! У нас мало времени.

Монахиня не шевелилась. По ее телу волной пробегала дрожь, как будто ее било электрическим током.

– Сестра!

Миссионерка указала пальцем на могилу, потом произнесла странным, нежным голосом:

– Господи, малышка... малышка уходит...

Я опустил глаза и отпрянул к вязкой стене ямы. Струи дождя затекли под платье девочки. Одна из ее ног плавала теперь в метре от тела. Правая рука начала отделяться от плеча, оттянув воротник и обнажив белесоватую кость. «Боже мой», – прошептал я и, скользя по красной глине, вылез наверх. Тут же растянулся на земле и просунул руки девочке под мышки. Рука Гомун совсем оторвалась и плавала рядом с корой. Ткань платья выскальзывала из моих пальцев. Я яростно прокричал: «Сестра, помогите мне! Господи, да помогите же!» Женщина не шевельнулась. Я поднял глаза. Ее сотрясали электрические разряды. Вдруг я услышал ее голос:

Господи Иисусе! Ты, оплакивавший друга Своего Лазаря у гроба его, осуши наши слезы, молим Тебя...

Я погрузил руки в жидкую грязь и стал подтаскивать к себе тело ребенка. Когда я потянул посильнее, рот девочки открылся, и из него потоком хлынули черви. От малышки ака осталась только оболочка из кожи, а внутри – миллионы плотоядных червей. Меня вырвало желчью, но я не упустил свою добычу.

Ты, воскресивший мертвых, даруй вечную жизнь сестре нашей, молим Тебя...

Я сделал последнее усилие и вытащил девочку из ямы. У Гомун не хватало ноги и правой руки. Платье, пропитанное жидкой глиной, прилипло к единственной ноге. Я отыскал взглядом ближайшую хижину. Потом схватил тело и перенес его под дерево.

Ты, освятивший сестру нашу водой крещения, дай ей во всей полноте жизнь детей Божьих, молим Тебя...

Я положил маленькое тельце на сухую землю в темноте хижины. Крыша была такая низкая, что мне приходилось ползать на четвереньках. Я выскочил наружу, чтобы взять сумку сестры Паскаль, потом вернулся. Вытащил хирургические инструменты, резиновые перчатки, фонарь, фартук и неизвестно для чего взятый монахиней автомобильный домкрат. Также я нашел зеленые бумажные маски и несколько бутылок воды. Все было в целости и сохранности. Я сложил это на кусок пленки, стараясь не смотреть на Гомун, изо рта, носа и глаз которой выползали черви. Ее платье легонько приподнималось. Несметные полчища осквернителей могил копошились у нее в животе. Еще несколько минут, и все закончится.

Ты давал ей вкусить тела Твоего, прими ее на пиру в царствии Твоем, молим Тебя...

Я снова вышел из хижины. Сестра Паскаль все так же стояла, читая свою молитву. Я схватил ее и с силой встряхнул, чтобы вывести из состояния мистической каталепсии. «Сестра, – завопил я, – черт возьми, да очнитесь же, наконец!»

Она так сильно вздрогнула, что вырвалась из моих рук, потом, постояв с минуту, медленно опустила веки, как бы говоря «да», и я повел ее к хижине, поддерживая под руку.