Полет аистов

Собака бежала рядом, путаясь у нас под ногами. Сторож шагал молча. Ему явно пришлись не по вкусу мои ночные планы. Он открыл дверь сарая, расположенного рядом с башней. Мы вытащили лестницу, закрепленную на двух колесах от телеги. Агрегат показался мне еще менее надежным, чем обычно. И все же с помощью сторожа я приладил на место все цепи, блоки и тросы, и мало-помалу лестница вознеслась ввысь. Ее верхний конец сильно раскачивался от ветра.

Сглотнув комок слюны, я приступил к восхождению, соблюдая осторожность. По мере подъема мои глаза видели все хуже: они слезились от ветра и от страха высоты. Мои пальцы ожесточенно цеплялись за перекладины. При каждом движении у меня внутри все холодело. Десять метров. Я сосредоточил внимание на стене и заставил себя карабкаться дальше. Пятнадцать метров. Деревянные планки были мокрыми, и подошвы моих ботинок то и дело скользили. Лестница ходила ходуном, ее вибрация отдавалась у меня в коленях. Я осмелился взглянуть перед собой. Гнездо теперь находилось на расстоянии вытянутой руки. Затаив дыхание, я преодолел последние ступеньки и схватился за ветви гнезда. Аисты улетели. Какое-то мгновение я не видел ничего, кроме хаоса хлопающих крыльев, а потом передо мной открылась ужасная картина.

Я увидел Бёма: он лежал на спине, с открытым ртом. Он нашел пристанище в гигантском гнезде. Из-под разорванной рубашки непристойно выпячивался белый, измазанный землей живот. На месте глаз зияли пустые кровавые дыры. Не знаю, приносят ли аисты младенцев, но с мертвецом они поработали на славу.

2

Стерильная белизна, лязг металлических инструментов, безмолвные люди-тени. Было три часа утра, я сидел в ожидании в маленьком госпитале в Монтрё. Двери отделения «Скорой помощи» открывались и закрывались. Медсестры ходили взад-вперед. Люди в масках появлялись и исчезали, даже не замечая моего присутствия.

Сторож, потрясенный случившимся, остался в деревне. Сам я тоже чувствовал себя немногим лучше. Меня колотило, и в голове было пусто. Я раньше никогда не видел трупов. Растерзанное тело Бёма — это было слишком для первого раза. Птицы уже выклевали ему язык и еще что-то внутри, в области гортани. Множество ран покрывали его живот и бока: они были сплошь истыканы и изорваны клювами. В конце концов, птицы сожрали бы его целиком. «Вы ведь знаете, аисты — плотоядные пернатые, не так ли?» — сказал мне Макс Бём при нашей первой встрече. Теперь-то я уж точно этого не забуду.

Пока пожарные снимали труп и спускали его вниз, аисты медленно и опасливо кружили над ними. В последний раз я видел тело Бёма, когда оно уже лежало на земле, все в комьях грязи и кровавых корках. Потом его засунули в шуршащий чехол. В прерывистом свете мигалок все казалось мне нереальным, и я наблюдал за происходящим, абсолютно ничего не чувствуя, — готов в этом поклясться. Словно меня там вовсе не было, словно я испуганно смотрел на все со стороны.

Я ждал. И вспоминал последние два месяца своей жизни, увлеченную работу с птицами, закончившуюся сегодня чем-то вроде поминальной молитвы.

Итак, я был молодым человеком, приличным во всех отношениях. К тридцати двум годам я получил докторскую степень по истории — результат восьмилетних трудов, посвященных «понятию культуры у Освальда Шпенглера». Когда я закончил ваять этот огромный том в тысячу страниц, никому не нужный с практической точки зрения и крайне трудный для восприятия, мною овладела единственная идея: забыть науку навсегда. Я устал от книг, музеев, от фильмов по искусству и экспериментального кино. Устал жить чужой жизнью, устал грезить об искусстве и блеске гуманитарных наук. Мне хотелось действовать, почувствовать вкус реальности.

У меня было несколько знакомых молодых врачей, добровольно выбравших работу в социальных учреждениях и «потерявших год», чтобы самоутвердиться. Знавал я и начинающих адвокатов, отправившихся в Индию и приобщившихся к мистицизму, прежде чем заняться собственной карьерой. А меня не привлекала никакая профессия, не интересовали ни экзотические страны, ни страдания ближнего. Тогда мои приемные родители в очередной раз пришли мне на помощь. Я говорю «в очередной раз», потому что после несчастного случая, унесшего жизнь моих родителей и брата, эта чета пожилых дипломатов всегда обеспечивала меня тем, в чем я нуждался: сначала няней, когда я был маленьким, потом солидным содержанием, позволившим мне никогда не думать о финансовых проблемах.

Так вот, Жорж и Нелли Бреслер посоветовали мне отправиться к Максу Бёму, одному из их швейцарских друзей, искавшему себе в помощники кого-то вроде меня. «Вроде меня?» — осведомился я, беря записку с адресом Бёма. Мне ответили, что он, вероятно, пробудет в указанном месте несколько месяцев, а позже они непременно позаботятся о подходящей для меня должности.

В дальнейшем события приняли неожиданный оборот. А первая встреча с Максом Бёмом, странная и таинственная, во всех подробностях запечатлелась в моей памяти.