Полет бабочек

У нее всегда хорошо получалось отметать дурные мысли — в самом деле, это считается своего рода искусством. Она могла бы избрать этот путь — не придавать значения проступку, никогда не напоминать о нем Томасу, никогда не вспоминать об этом самой. Все пройдет, и, когда Томас поправится, все у них будет как прежде.

Софи нащупывает бокал с бренди, который она налила себе в каком-то порыве еще до того, как устроиться в кресле. Напиток обжигает ей глотку, и она кашляет. Попав внутрь, он медленным горячим потоком устремляется к желудку, в груди становится тепло.

Должна ли она уйти от него? Не так ли поступают те, кто уличает супругов в измене? Как плохо она подготовлена к подобным вещам! Ей известно, что некоторые женщины терпят любовные интриги мужей, пока те не начинают щеголять этим, но речь идет об успешных деловых людях, которые при каждой возможности отправляются в Лондон на тот или иной обед или деловую встречу; ей даже известно о случаях, когда кого-то из них приглашали на приемы у самого короля, и они не возвращались домой по нескольку дней. Но эти мужчины — не Томас.

И все же те женщины не так уж несчастливы. Во всяком случае, внешне, несмотря на возможный адюльтер. Неужели все это время она была такой наивной? Неужели измена мужа всегда стучалась к ней в дверь, и теперь она просто впустила это в свою жизнь, как скопище мотыльков? И не цепляется ли она за моральные ценности ушедшей Викторианской эпохи, хотя у них сейчас новый король и, как говорят некоторые, наступили новые времена?

Она слышит, как звенит дверной колокольчик, но ей кажется, что этот отдаленный шум не имеет к ней никакого отношения. Весь дом погрузился в густой туман, и только дождь приглушенно бормочет снаружи, а Софи, с куском фланели на лбу, совершенно в нем потерялась. Кто бы там ни был, пусть бы он ушел.

— Мисс Данне, мэм, — говорит Мэри, и в комнату входит Агата, вымокшая до нитки.

На этот раз она, для разнообразия, без шляпы, и мокрые волосы облепили ее лицо, как водоросли. Она запыхалась, словно бежала, и щеки горят здоровым румянцем. Вода стекает с юбок прямо на ковер.

Софи отнимает фланель от лица.

— Боже мой, Агги, откуда ты взялась?

Агата оглядывает себя и смеется. Невзирая на головную боль и желание тишины, Софи рада этому смеху, который звучит как музыка.

— Я чуть с ума не сошла, сидя дома, — говорит Агата. — Еле вырвалась. С Кэт и Эдвином свихнуться можно. А ты чем занимаешься?

Софи сует фланель за спину.

— Ничего. Просто думала.

— Вот и не надо, — говорит Агата, снимая перчатки. Она держит что-то у себя под мышкой. — Погода неподходящая для этого.

Она опускается на стул и, вздыхая, кладет на колени свою доску Уиджа.

— Агата!

Софи не обращает внимания на приспособление — любимую игрушку Агаты, но если не напомнить о ней, подруга может и забыть доску здесь.

— Ты же вся насквозь промокла! Давай поднимемся в мою комнату, и ты переоденешься в сухое. А потом попросим Мэри разжечь камин.

— Но для камина сейчас слишком тепло, Медведица.

— И слушать не хочу. Пойдем.

Софи рада покинуть темную комнату, которая внезапно кажется такой маленькой для них двоих, словно руки и ноги едва помещаются в ней, упираясь во все углы. Воспоминания о тех вечерах, когда они с Томасом веселились, сидя перед камином, начинают испаряться, и все, что бросается в глаза, — это продавленная мебель и шторы синюшного цвета. Даже розы на каминной полке выглядят так, будто их окунули в кровь и оставили высыхать. Она лишится рассудка, если ей придется провести остаток своих дней в этом доме. А еще она рада, что теперь у нее появилось какое-то дело: она займется Агатой, ведь нужно проследить, чтобы та не простудилась и к тому же не сломала мебель.

Наверху Софи помогает Агате снять с себя верхнюю одежду и дает ей халат, после чего спускается вниз, чтобы найти Мэри — та смотрит на хозяйку с любопытством, получая узел с мокрой одеждой.

— Разведи, пожалуйста, в камине огонь, Мэри, и проследи, чтобы эти вещи высохли.

Софи теперь само воплощение спешной деловитости, даже головная боль отступила.

— Ну и как идут дела сама знаешь у кого? — спрашивает Агата, когда Софи возвращается. Она сидит на кровати Софи и сушит полотенцем волосы. — Ты выяснила, в чем заключена его тайна?

Софи подносит палец к губам и закрывает дверь, прежде проверив, не пробивается ли свет из-под двери в комнате Томаса. В коридоре темно.

— Нет, — отвечает она, снова поворачиваясь к Агате. — То есть, наверное, да.

Агата сидит, выпрямившись, ее глаза горят.

— Неужели?

Софи присаживается на кровать рядом с ней.

— Я сделала так, как ты предложила. Произвела кое-какие раскопки. Просмотрела его вещи. Во-первых, я нашла это.

Она тянется к своему комоду, куда поставила коробочку с голубой бабочкой.

— Какая роскошная, — выдыхает Агата. — И необычная! Где бы мне такую взять? У него есть еще?

— Ну, у него их еще ящики и ящики, если ты об этом.

— Правда же, отлично будет смотреться на шляпке, Софи? Как думаешь?

Она подносит бабочку к своим волосам, и Софи выхватывает ее, внезапно приревновав.