Полет черного орла

Роберт хранил молчание все время, пока Финлей вел его по коридору, а потом по длинному наклонному туннелю к выходу. Скоро начал чувствоваться ледяной ветер, задувавший внутрь, несмотря на то что тяжелая дверь была закрыта, Финлей толкнул створку и вышел; Роберт последовал за ним. Если предстоит спор, то лучшее место для этого — посреди поля: такова цена безопасности, которую дает жизнь в пещере. Солнце все еще сияло на небе, но тепло его лучей было иллюзией: мороз не ослабевал.

— Как бы я ни старался, сколько бы лет ни прошло, понять ее я не в состоянии! — заговорил Роберт. Финлей взглянул на брата. Тот озадаченно хмурил брови. — Почему она хочет, чтобы ее сын находился здесь, а не в каком-то другом месте? Она не так уж нежно любит Анклав. Разве в последние пять лет не старалась она разорвать все связи с ним?

— А ты сам разве не так же вел себя?

Роберт повернулся к Финлею и развел руками. Сейчас перед Финлеем стоял так хорошо знакомый ему старший брат, одновременно и удивленный, и уязвленный, как всегда, слегка подсмеивающийся над собой, но совершенно всего этого не осознающий.

— Наверное, если я позволю себе сказать, что у меня были на то причины, ты укажешь мне на то, что и у Дженн скорее всего тоже есть веские резоны.

Финлей кивнул, продолжая идти вперед. Роберт, заложив руки за спину, шагал рядом.

— Никак не могу понять, как случилось, что ты понимаешь ее лучше меня, — продолжал он ровным голосом. — Ты ведь, как и я, не виделся с ней эти пять лет.

— Но я в нее не влюблен, — осторожно заметил Финлей. Да и не он — отец мальчика, о котором идет речь… и, пожалуй, именно знание того, чей Эндрю сын, позволяет ему понимать Дженн гораздо лучше, чем о том догадывается Роберт. Разве не здесь скрыта причина желания Дженн, чтобы ее сын поселился в Анклаве? Наверное, она думает, что тогда Эндрю хоть изредка будет видеть своего настоящего отца…

С какой бы стороны ни смотреть на дело, в поступках Дженн была логика; только как объяснить это Роберту, не открыв правды? Ну да, конечно, Дженн следует именно так и поступить: сказать Роберту об истинном положении дел.

— Помнишь, — начал Финлей жизнерадостно, — как я всегда спорил с тобой по поводу каждого принятого тобой решения? Ты ни за что не хотел присоединиться к Анклаву, но отказывался объяснить причину, и чем упорнее ты сопротивлялся, тем в большее бешенство я приходил. Ведь именно гнев помешал мне подумать и догадаться о том, почему ты так поступаешь.

Роберт покачал головой:

— Но я же не сержусь на Дженн — я просто растерян. Это она на меня гневается.

— Да я не о том! Каковы бы ни были твои чувства — гнев или что-то другое, — пока ты не вооружишься терпением и добротой и не расспросишь Дженн о том, что происходит, ты так же не получишь от нее вразумительного ответа, как раньше я от тебя.

— Ну, всем видно с первого взгляда, что Дженн скорее бросится в пропасть, чем станет любезно разговаривать со мной. Твоя идея хороша, Финлей, только, к сожалению, неосуществима.

— Но разве тебя не беспокоит, что она, похоже, тебя ненавидит?

Лицо Роберта сделалось холодным, но Финлей решил не отступать. Он остановился и переплел пальцы тем же спокойным жестом, к которому так часто раньше прибегал Роберт. Может быть, это окажет на него магическое действие и позволит с большей легкостью задать следующий вопрос…

— Ну? — проворчал Роберт, заметив колебания брата.

— Неужели война неизбежна? — Финлей сглотнул. — Я хочу сказать, если дело только в Карлане-Нэше… не было бы проще, если бы ты…

— Схватился с ним один на один? Не втягивая в борьбу всю страну? — Роберт выпятил подбородок, на лице его была написана непреклонность. — Я думал, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не предполагать такого.

Финлей тоже решил проявить твердость.

— А я думал, что ты никогда не выступишь против Селара. Проклятие, я пять лет тебя не видел, Роберт! Что я должен теперь предполагать?

— Да что угодно. Разберись во всем сам. В конце концов, ты был единственным, кто догадался, что мне известно Слово Разрушения — до того, как я к нему прибег. Теперь, конечно, об этом моем подвиге знает весь мир, не так ли?

— Включая Наша. — Финлей почувствовал себя одновременно и пристыженным, и перепутанным. — Но ведь если ты снова используешь Слово против него…

— Однажды он уже выжил, братец, — со вздохом ответил Роберт. — Я не могу рисковать — приблизиться к нему настолько, чтобы снова воспользоваться Словом, даже если оно и убьет Наша. Если моя попытка не удастся, а он все услышит? И научится пользоваться Словом? — Роберт помолчал и провел рукой по волосам. — Знаешь ли, я даже не могу вспомнить Слово, я могу только его произнести — а последствия ты видел. Да, ты, конечно, слишком тактичен, чтобы задать очевидный вопрос: что случится, если он меня победит?

— Так что же?

Роберт поднял брови и улыбнулся, словно насмехаясь над собой: