Читаем Полет голубки над грязью фобии полностью

Я кивнула. Шофер дал мне какой-то грязный плед, чтобы не было холодно. Я укуталась рядом с тушей и наблюдала в окно. Мы проезжали вначале по площадям, а потом выехали на окраину города. Я знала, что психиатрическая больница находится за городом и помещается в бывшем роскошном палаццо, неизвестно кому принадлежавшем. Дождь скользил по стеклу, и теплые сумерки освещали дорогу, уходящую в какую-то вечную точку. Наконец после долгого путешествия машина остановилась в каком-то чудном парке. Я увидела сам Палаццо. Раньше я никогда не видела дома без фасадов. Внутри шла широкая лестница, на которой возлежали больные. Иногда они лежали по двое. Все это были люди, изуродованные душевными недугами. Многие из них были в халатах и в шапочках. Некоторые - в старой одежде. Санитара сразу же можно было отличить от больного: все санитары, рослые, здоровые ребята, были одеты в такие же халаты, как и у моего водителя. Люди метались по роскошному зданию, которое все так и сияло пространством. Весь дом от неухоженности зарос какими-то бурьянными цветами. То ли это был дикий шиповник, то ли еще что-то, но благоухание доносилось даже в фургон. Пока мой водитель разгружался, я рассмотрела палаццо. Самое удивительное, что я увидела, было то, что, когда дождь на улице прекратился, он продолжал идти на роскошной лестнице, поливая бедных умалишенных и сад, так хорошо разросшийся внутри. Иногда до меня доносились нечеловеческие крики. Сквозь муть я видела барахтанье тел в крепких объятьях санитаров. Перед палаццо находился давно не действующий фонтан, но мутная дождевая вода заполнила до краев его сосуд, и несколько стариков барахтались и плескались в воде. Вдруг один из них разглядел в стекло мое лицо и долго полуслепо смотрел на меня, а потом бросился пальцами на стекло и, сдерживая голос, закричал: "Доченька, забери меня отсюда, умоляю!.." В этот момент машина тронулась и бедняга ничком свалился в грязную лужу. Вскоре в тумане сумасшедший дом исчез, и холодильник въехал в город. От усталости и пережитых впечатлений я уснула. Утром водитель растолкал меня и увез домой.

Бедняга Пегги, как она все переживала! Быть может, в своих видениях она предвидела и свою судьбу и оплакивала в них в первую очередь себя. Запись этого рассказа совпадает с изуверским убийством двух маленьких девочек. Их матери проклинали беднягу, и моя дорогая Пегги проклинала себя вместе со своими видениями.

Архивы с записями хранятся в помещении Государственного судебного Архива СССР. Многие из них, наиболее удивительные, уничтожены. Семья Крошко сохранила рисунок Пегги: это красное поле по белому рваному изгибу с гнилыми пеструхами и с соболями по бокам.

Она долго умоляла следователя написать ложное заключение о том, что она психически здорова, чтобы попасть под статью расстрела. Пегги добилась своего. Ее расстреляли, и прах ее, как и прах всех умерших в заключении, развеяли над океаном.

1988

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза