Полет и капризы гения

Елизавета Ивановна чуть привстала со стула:

- Можно и мне посмотреть?

- Сиди уж, - придержал ее муж.

Брюллов, огранича себя написанием губ, резко отшвырнул кисть. При этом он брезгливо сказал хозяину:

- Мажь...

Дурнов с робостью перенял кисть:

- Карл Палыч, а что мазать-то мне?

- Платок мажь!

- Как мазать?

- Как хочешь, так и мажь. Что ты меня спрашиваешь?

Хозяин начал "мазать". Иногда спрашивал: так ли?

- Мне все равно, - отвечал Брюллов, даже не глядя...

Когда платок был закончен, Карл Павлович от чайного стола всем корпусом, порывисто и живо, обратился к мольберту:

- Ванька, ты - гений... Теперь дай кисть.

Уверенно стал выписывать вокруг губ овал женского лица.

- Чуть-чуть глаза.., вот так, - велел он.

Елизавета Ивановна, малость кокетничая, подняла взор. В этот момент она напомнила Брюллову одну из тех римлянок, которых он изображал в картине разрушения Помпеи.

- Так, так! - обрадовался он. - Благодарю, синьора...

И замолчал. Работал рьяно. Потом стал зевать:

- Не выспался... Пойду-ка я.

- Карл Палыч, - взмолился Дурнов, - не бросайте, закончите!

- Ах, брат! Дальше как-то неинтересно.

- Христом-богом прошу.., все просим. Закончите!

- Бери и заканчивай сам, - сказал Брюллов, поднимаясь.

- Да не могу я так, как вы это можете.

Брюллов пошел к двери, явно недовольный собой; издали глянул на портрет и звонко выкрикнул:

- Дрянь! Мусор! Выбрось!

И его тут же не стало... Великий человек удалился.

***

Иван Трофимович Дурнов был художник маленький, но человек добросовестный. Он понимал, что нельзя править и дописывать начатое гением. Портрет остался незавершенным шедевром...

В таких портретах таится особая прелесть. Как много надо было сказать! И как много еще не сказано! В таких случаях мы додумываем портрет сами....