Полет к солнцу

Лагерь огромный, заключенных в нем много. Нас, авиаторов, поместили в отдельном бараке. Проходя по двору, мы заметили, что всюду разбросаны детские рубашки, штанишки, женские чулки, обувь и даже горшки для малышей. Кто-то отважился спросить у охранника, что все это означает. Эсэсовец ответил: здесь находились еврейские семьи, людей вчера сожгли в печах, чтобы предоставить место вам, вновь прибывшим.

«Вот оно что! Когда понадобится освободить лагерь для других заключенных, эсэсовцы сделают то же самое с нами? Перспектива... Ничего не скажешь», — подумал я.

На вторые или третьи сутки ночью около нар Кравцова и Пацулы собрался наш «тайный совет»: Воробьев, Вандышев, Миша-сержант и несколько человек, мне не знакомых.

Из новичков сразу запомнился майор Николай Китаев, невысокого роста, очень худой, с обезображенным ожогами и шрамами лицом. Как потом стало известно, Китаев приземлялся в поле на поврежденном истребителе и ударился лбом о прицел. Китаев привлек к себе внимание всех присутствующих. Он сразу же стал излагать свой продуманный план, который нам показался легко осуществимым. Мы безоговорочно поверили Китаеву, потому что прежние планы побега не могли осуществиться. Старожилы лагеря рассказали нам, что Китаева возили на допросы в Берлин, что в ставке Гитлера ему, Герою Советского Союза, командиру, предлагали высокую должность, но Китаев наотрез отказался изменить своей Родине. И вот сейчас, в тесной комнате лазарета, обступив Китаева, мы слушали его так внимательно, как слушали на аэродроме командира, когда он перед нами ставил боевую задачу.

— Сделаем подкоп под проволочное заграждение и ночью выйдем из лагеря. Рыть нужно с субботы на воскресенье. Вы слышите? — Китаев обращался через головы к тем, кто стоял подальше. — В воскресенье немецкие летчики молятся богу в кирхах, а на аэродроме остается только охрана. Если нам удастся захватить «юнкерс», мы заберем всех, кто доползет до стоянки. Я хорошо знаю «юнкерс», «Дорнье», «мессершмитт», «фокке-вульф», смогу завести моторы, поднять самолет в воздух. Научу этому и других. Если я не дойду до аэродрома, кто-то из вас запустит моторы и поведет самолет. Возьмемся за подкоп, открою ночные курсы.

Слушая Китаева, я с горечью корил себя за то, что плохо знаю немецкие самолеты, поверхностно изучал их. Я смотрел на Китаева и думал о том, что вот такие люди и в плену не сдаются. Позже, когда окончится война, наш народ должен узнать о каждом, находившемся в плену советском человеке, как он себя вел: боролся, рвался ли на свободу, вредил врагу или отсиживался, заботясь лишь о том, лишь бы выжить. Об этом должны позаботиться те, кто доживет до победы. А сейчас перед нами, находящимися за колючей проволокой, основным было то, чтобы протиснуться под землей за ограду, обойти спрятанные электроконтакты сигнализации.

На этом ночном совете все было обдумано, рассчитано. Подкоп начинаем из лазарета. Под кроватью Аркадия Цоуна — летчика-сибиряка прорезаем отверстие и спускаемся в подполье, там выбираем место для подземного хода.

Решающим в успехе — изучение системы охраны, дневной и ночной. Труднее наблюдение вести ночью, потому что двери барака запирали, а окна закрывали ставнями. Но мы, как говорится, «пролезли в щелочку», которую проделали в окошке. По тени часового зафиксировали промежуток, в течение которого охранник находился на другом конце барака, и определили время, когда можно было более успешно действовать.

Туннель — путь к свободе, на Родину. Теперь лагерные трудности жизни мы не хотели замечать, нас воодушевляла работа, мечта.

А тем временем в «Новый Кенигсберг» почти ежедневно привозили военнопленных. Чтобы разместить всех, гестапо строило новые помещения. На строительство бараков каждое утро выводили несколько команд.

Участников сговора о побеге в особенности интересовала работа аэродрома, за которым можно было наблюдать из карьера, где мы грузили песок. Товарищи, возвращаясь с работы, приносили нужную информацию: на аэродроме базируются различные самолеты, к стоянкам почти вплотную подступает лес... Внимательно изучали мы друг друга, использовали для этого и врача Воробьева. У него был опыт превращать здоровых в «больных». Таким способом ему удавалось ежедневно оставлять в лазарете двух товарищей, расчищавших проход. Железной скобой, отточенной на камне, они перепилили доски, открыли вход в подполье.

Ночью, когда все уснули, или делали вид, что спят, Кравцов, Китаев, Шилов и я полезли в подполье. Наш барак стоял на деревянных сваях-опорах, поэтому между землей и полом имелось пустое расстояние сантиметров в сорок. Низ со всех сторон был обшит досками, и мы могли свободно передвигаться согнувшись. Обследовав грунт, нашли подходящее место для колодца.