Полет над разлукой

Оказывается, они лежали на ковре, так и не дойдя до спальни, до уже расстеленной постели. То есть это она лежала на ковре, а Андрей вообще на полу, рядом с нею, подложив руку ей под голову.

– Легкий? – улыбнулся он. – Что значит – легкий? Пустой?

– Да нет, я не знаю, как объяснить. – Аля перевернулась на бок и поцеловала его в любимый, незагорелый выступ косточки под горлом. – Ты высокий, красивый, плечи у тебя широкие, руки сильные… Но ты весь такой легкий, что мне просто страшно! Ты, по-моему, не на самолете можешь в Барселону лететь, а просто так…

– На помеле, – улыбнулся он. – Как Баба-яга.

– Вечно ты, Андрюшка, – засмеялась Аля. – Невозможно с тобой серьезно говорить!

– А о чем ты хочешь со мной серьезно поговорить? – заинтересовался он. – Ну-ка, скажи, скажи! Только погоди, пойдем в спальню, там и поговорим серьезно, а то пол холодный и очень жесткий.

Он отодвигал ту незримую стену, которой Аля так боялась. Он шутил, смеялся, тормошил ее, не давая уснуть, и все сильнее горячил любовью – так, что она в конце концов забыла о сне.

– Не выспишься сегодня, милая моя, – говорил Андрей, лежа под нею, снизу к ней прижимаясь, гладя ее волосы и плечи. – Завтра будешь весь день сонная, плохо сыграешь коммунальную стерву, бедняжка моя. А потом придешь домой и уснешь легко, даже не заметишь. И вдруг я тебе приснюсь – то-то испугаешься!

– На помеле, – смеялась Аля. – Приснится мне, Андрей Николаевич, как летите вы на помеле над Барселоной и приземляетесь прямо на горе Монжуик!

– Да, – подхватывал он, – и падаю прямо в парк, среди Гаудиных фантазий! Ну, поцелуй меня еще раз… – Голос его стал тише, как будто ему не хватало дыхания, он напрягся и изогнулся под нею. – Еще хоть раз, любимая моя…

Под утро Аля все-таки уснула – сама не заметила, как это произошло.

– Ты мне сказку расскажи на ночь, – пробормотала она, уткнувшись ему в плечо. – Помнишь, ты в Татрах рассказывал сказки каким-то красоткам?

– В Татрах? – удивился Андрей и тут же вспомнил: – А, было дело. Карталов проболтался?

– А про что ты им рассказывал? Расскажи теперь мне про то же самое!

– Про то же самое не могу. – Он улыбнулся где-то над ее головой. – Забыл, моя ласточка.

– Ну, расскажи тогда про что хочешь…

Аля чувствовала легкое прикосновение его руки к своим волосам, слышала его голос…

– Я уеду, – говорил Андрей, – улечу по небу, а ты останешься без меня и, наверное, меня забудешь. Хоть немного, но забудешь, моя любимая, у тебя будет много дел, тебе не до меня станет. Но я все равно буду с тобой, где-то здесь, только ты меня не всегда чувствовать будешь, да и не надо. А потом ты вдруг пройдешь по улице и увидишь… Ну, что ты увидишь? Не знаю, может быть, дом какой-нибудь – легкий, прозрачный, с арками и лесенками, или фонтан, или еще что-то такое… И вспомнишь меня, всего на одну минуту – а тогда уж я и опять буду с тобой. Все время я буду с тобой, моя любимая…

Голос его становился все тише, тише, растворялся в полной, без преград и стен, тишине, и Аля засыпала, подхваченная легким потоком его слов.

Ей показалось, что все это время она ничего не видела. После неожиданной вспышки света, от которой она как подкошенная упала на эту лавочку, в глазах у нее сделалось темно. И только постепенно, медленно мрак начал рассеиваться, яснеть.

Аля увидела светлую гору – и удивилась, не понимая, что это перед нею. Мальчик в панамке подошел к этой белой горе, остановился рядом с песочницей, глядя так сосредоточенно, так серьезно, что она с трудом сдержала улыбку.

Мальчик был одет в синие джинсовые шортики на пестрых подтяжках; зажим расстегнулся сзади, и он придерживал подтяжки рукой, пытаясь застегнуть, но не умея это сделать. Видно было, что ему хочется поскорее влезть на эту восхитительную, огромную песчаную кучу, но он хочет быть аккуратным мальчиком, старается застегнуть подтяжки, и не может, и сердится на эту глупую задержку.

Все эти переживания так ясно были написаны на его расстроенном лице, и нос был так сердито вздернут вверх, и светлые, как песок, волосы так смешно торчали из-под панамки, что Аля засмеялась.

Мальчик тут же обернулся и увидел глупую тетю, которая смеется непонятно над чем, бессмысленно сидя на поломанной скамейке.

– Чего ты смеешься? – спросил он, глядя на Алю серьезными светлыми глазами. – Это подтяжка сломатая, а так я уже умею застегивать.

– Я не смеюсь, – ответила Аля. – Это у меня в носу зачесалось, я хотела чихнуть и не смогла.

– Почему? – удивился мальчик, забыв про подтяжки.

– Наверное, на солнце надо было посмотреть. Застегнуть?

Не отвечая, он подошел к Але и повернулся спиной. Аля застегнула подтяжки и заправила в шортики выбившуюся белую футболку с нарисованным оранжевым солнцем.

– Спасибо, – сказал мальчик. – Мне уже четыре года.

– Всего четыре? – удивилась Аля. – Ты очень хорошо говоришь.

– Я все буквы умею говорить, – гордо согласился он. – В нашу группу приходил логопед, и все какие-нибудь буквы не выговаривают, а я умею даже «ры».

– Молодец, – похвалила Аля. – Как тебя зовут?

– Аристарх, – представился мальчик. – Только я не могу договориться с таможней.