Полет над разлукой

Она не хотела обыденности, с самого детства не хотела, она дорого заплатила за то, чтобы ее избежать, и до сих пор боялась ее хватких щупалец! Аля давно уже догадалась, что обыденность таится даже не в однообразной жизни, а только в собственной душе. Стоит ей там поселиться – и все, не спасешься ни в каком житейском празднике, хоть каждый день пляши на дискотеках, или меняй поклонников и наряды, или читай самые интересные книги, или путешествуй от Северного полюса до Южного…

Любое событие надоест тебе еще раньше, чем произойдет, а почему – сам себе не объяснишь. Вот это-то она и чувствовала теперь в маме и внутренне содрогалась.

Безрадостная пустота поселилась в душе ее матери после того, как неожиданно и необъяснимо – а когда это бывает ожидаемо и объяснимо? – оборвалась любовь. И поэтому, думая о собственной любви, которой не было, но которая, может быть, все-таки будет когда-нибудь, Аля все отчетливее понимала, что совсем ее не ждет.

Всякая любовь проходит, за ушедшую любовь надо платить слишком дорогой ценой – опустошенной душой, – и этого она не хотела.

Идя по холодной, пустынной набережной, Аля думала об этом холодно и спокойно. И не помнила, сколько ей лет.

Театр, актерство было единственное, что спасало от пустоты наверняка, это она знала всегда, с самого детства, когда ни о какой пустоте вообще не думала. Впервые она почувствовала это интуитивно, а потом оказалось, что интуиция ее не подвела.

В темноте она не сразу заметила, как сначала река подернулась крупной рябью, а потом пошел снег. Через пять минут тяжелые мокрые хлопья облепили голову, и волосы повисли сосульками. Шапку Аля никогда не носила, да и ноябрь в этом году был какой-то хлипкий, бесснежный и унылый, как эта серая набережная. Ей стало противно и тоскливо, и она прибавила шагу.

Ночной клуб «Терра инкогнита» был расположен не очень удобно: далеко от метро. Впрочем, неудобство ощущали разве что официантки. Основные посетители в метро все равно не ездили, даже когда, собираясь как следует оттянуться, приезжали «без руля».

Впервые услышав название клуба, в котором ей предстояло работать, Аля не сдержала улыбки.

– Ты чего? – удивилась однокурсница Лина Тарас, сосватавшая ее на эту работу. – Приличное название, по-моему, ничего смешного.

– Да нет, я не потому, – объяснила Аля. – Конечно, приличное. Но, думаешь, хотя бы половина клиентов понимает, что это такое?

– А зачем им понимать? – пожала плечами Линка. – Абы деньги платили.

Аля знала, что говорила, когда сомневалась в подкованности клиентов «Терры» в латыни. Год прожив с Ильей, она не понаслышке знала лучшие московские ночные клубы и рестораны. И хотя за три года открылось множество новых, но суть не изменилась. Поэтому она и понимала: трудно ожидать, что у нового, никому не известного заведения вдруг появятся клиенты из элиты бизнеса или богемы. Ну, будут ходить не слишком крутые бандиты, студенты да мелкие бизнесмены, не обремененные образованием и готовые заниматься без разбору всем, что приносит деньги. На таких людей и предстояло работать.

Это было неприятно, но Алю не смущало и не пугало. Ее вообще почему-то ничего не испугало за время, прошедшее после расставания с Ильей. Жизнь менялась почти ежедневно, и поэтому три года казались ей бесконечно долгими. Хотя ведь в юности время вообще течет медленно…

Она не могла точно определить ни причины своего странного бесстрашия, ни даже того, радоваться ему или печалиться. Это было что-то смутное, так же неясно тревожащее, как забытье собственного возраста, как привычка к душевному холоду. И такое же тоскливое, как ноябрьский мокрый снег на пустынной набережной.

Аля не опоздала, но пришла последней. Барменша Ксения, конечно, была уже на месте и бросила на нее такой пронзительно-осуждающий взгляд, который лучше было не замечать, чтобы не испортить себе настроение на весь вечер. И Рита, напарница, уже протирала столы на своей половине пустого зала.

– Ритуля, протри мои, а? – попросила Аля. – Промокла, голову надо подсушить, а то рассопливлюсь до завтра.

– Сбегай, – кивнула Рита. – Все равно мыдлоны не скоро соберутся.

Мыдлонами называли клиентов, и в этом названии было точно отражено то бесконечное презрение, которое питали к этой категории людей все без исключения работники ночного клуба.

Фен Аля попросила у посудомойки Кати. Кате было восемнадцать лет, она стояла на низшей ступени клубной социальной лестницы, но выглядела всегда так, как будто ей вот-вот предстоит бросить грязную посуду, вытереть руки и сесть за столик в зале рядом с самым роскошным мыдлоном. Такой поворот судьбы был маловероятен, еще невероятнее было бы ожидать, что кто-нибудь, перепутав кухню с туалетом, забредет на Катин огонек и оценит красоту посудомойки.

И тем не менее именно у Кати, а не у шикарной барменши Ксении всегда имелся в сумке полный набор парфюмерии и косметики, зубная щетка последней модели, кружевные трусики, чулки и прочие интимные мелочи и даже маленький фен с «пальчиками», которые, согласно рекламе, делают прическу пышной.