Полет над разлукой

Приходить к отцу в новый дом она не могла, да он и не настаивал, потому что дома, по сути, никакого не было. Была молодая и, может быть, действительно любящая жена, которая ради Андрея Михайловича ушла от мужа и с которой они вместе маялись теперь по съемным квартирам. Аля предложила было разменять их тушинское жилье, но отец только рукой махнул. Да и на что можно было разменять двухкомнатную «панельку», в которой остались две женщины?

Все это было, конечно, безрадостно. Но жизнь, подхватившая Алю с того самого дня, когда она переступила порог карталовского дома и поняла, что будет у него учиться и будет актрисой, – эта жизнь была настолько полна, что в ней не было места семейному унынию.

Поэтому Аля только краем сердца воспринимала то, что происходило с мамой: ее романы, разрывы, решимость и отчаяние… Да и что она могла сделать?

Поэтому не придала значения и тому, что Инну Геннадьевну все чаще спрашивает по телефону какой-то новый голос с едва ощутимым кавказским акцентом. Не заметила и того, что мама похорошела – как-то по-особенному, не просто по-весеннему, как хорошеют все женщины с обновлением погоды.

И только когда мама попросила ее не уходить вечером, потому что хочет познакомить с Ревазом Аркадьевичем, Аля с удивлением догадалась, что новый кавалер, кажется, появился в маминой жизни не на один месяц.

… Они сидели на кухне, стол был уставлен блюдами с остатками еды. Аля вылила последние капли «Хванчкары» из бутылки в свой бокал и прислонилась к подоконнику. Створка была открыта, апрельская ночь трепетала за окном, прикасаясь к ее плечам.

– Ну, что ты скажешь? – наконец нарушила молчание мама.

– А что тут можно сказать? – улыбнулась Аля. – Конечно, он прелестный и в тебя, конечно, влюблен как мальчик. Сколько ему лет, кстати?

– Пятьдесят.

– Он… у нас будет жить? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет, – покачала головой Инна Геннадьевна. – Пока, во всяком случае, не будет. Он скоро в Грузию уезжает на пару месяцев. Нам обоим это необходимо, ты понимаешь? Мы оба должны прийти в себя… Это было так неожиданно, Алька, ты представить себе не можешь! – Мамино лицо пошло пятнами, то ли от вина, то ли от волнения, и она заговорила быстро, словно боясь, что дочь встанет и уйдет, пожав плечами. – Ведь мы на улице познакомились, совсем недавно, я понимаю, в это поверить трудно… Он инженер-строитель, на Манежной работает, его специально из Тбилиси пригласили как специалиста особого, это с сейсмичностью связано, он уже год в Москве. Он на стройплощадке чем-то руку повредил, ничего серьезного, но кровь была, и он как раз в медпункт пошел, а там никого, а я проходила мимо и вот вижу – идет мужчина, а из руки кровь сочится, и я, конечно, предложила оказать помощь…

Мама говорила быстро, в одно предложение, и смотрела растерянно, даже как-то испуганно, словно не могла поверить, что все это действительно вот так и произошло, с ней произошло, что Реваз Аркадьевич – не фантом и только что был здесь, принес вино, настоящее грузинское, не пойло из московского киоска…

– По-моему, он в тебя по-настоящему влюблен, – повторила Аля. – Мамуля, я очень рада.

– Правда?

Инна Геннадьевна смотрела на дочь все тем же растерянным взглядом.

– Ну конечно! – заверила Аля.

– По-моему, со мной не было так даже в молодости, – тихо сказала мама.

Реваз Аркадьевич действительно уехал в конце мая, но уже в июне Инна Геннадьевна взяла отпуск и отправилась в Тбилиси – после его ежедневных звонков и нескольких писем. Осенью он приехал снова, потом почему-то уехал опять, хотя они, кажется, не ссорились.

Аля видела, что мать думает только о нем, и даже тревожилась за нее, старательно отгоняя назойливые дуновения ревности. Конечно, Резо милейший человек, умный, веселый и маму, похоже, действительно любит. И все-таки – уж очень это все неожиданно…

Она почти не удивилась, когда мама сказала однажды:

– Алинька, я, знаешь, может быть, уеду…

– Куда? – на всякий случай спросила Аля, хотя это и так было понятно.

– В Тбилиси. Только ты не возражай, не возмущайся сразу! – воскликнула Инна Геннадьевна, хотя Аля вовсе не собиралась возмущаться. – Он не может жить в Москве, понимаешь? Хотя и работа хорошая, и Россию он любит. Но он чувствует себя здесь как в эмиграции, и я его понимаю. Ведь там совсем другая жизнь, я сама в этом убедилась. Отношения между людьми другие, ритм другой – все другое. Да еще этот кошмар с лицами кавказской национальности! Каково интеллигентному человеку в его возрасте на каждом шагу предъявлять документы и доказывать малограмотным милиционерам, что он не бандит? Он чувствует себя здесь человеком второго сорта, и мне нечего ему возразить.

– Но как же… – начала было Аля.

– Я буду часто приезжать! – горячо произнесла мама. – Мы вместе будем приезжать, ты не будешь чувствовать себя покинутой!

– Да нет, я не о том, – улыбнулась она. – Конечно, не буду. Но… ты-то москвичка коренная, и вдруг – Тбилиси. Вот именно, что совсем другая жизнь…

– А что я могу сделать? – опустив глаза, произнесла мама. – Я его люблю. Может быть, я привыкну…