Полет над разлукой

Как она могла забыть! Может быть, действительно весь ее мир ограничился стенами театра, сценой – но в этом мире происходили события, способные перевернуть целую жизнь. Ничто не заставило бы ее забыть то, что она пережила в эти минуты: страшное дыхание смерти, которое она почувствовала на своем лице, и уверенность в том, что в жизни нет места мелким чувствам.

Аля вышла из театра в том душевном состоянии, которое редко дается человеку.

«Я в Коктебеле такая была однажды! – вдруг вспомнила она. – Ну конечно, когда поняла, что без Макса отсюда не уеду, хоть и не люблю его…»

Это была немного смешная история, которая едва не обернулась страшно. Они с Максимом выдавали себя за мужа с женой, чтобы к Але не приставали посетители прибрежного ресторанчика, где Макс пел, а она работала на подтанцовке. А потом какой-то местный авторитет – как его звали-то, она уже и забыла! – потребовал, чтобы Аля сама к нему пришла, иначе он убьет ее мужа…

Аля вспомнила почему-то, как бежала по темной морской глади лунная дорожка – в ту ночь, когда она поняла, что судьбу не обманешь.

«Почему я об этом забыла? – думала Аля, выходя на Москворецкую набережную. – Как я могла об этом забыть? Нельзя довольствоваться мелководьем…»

Москва-река показалась ей мощной и широкой – может быть, просто потому, что недавно наполнилась талой водой. Сейчас, в вечернем свете, не виден был на ее поверхности ни сор, ни бензиновые разводы – только суровая гладь воды, сжатой каменными берегами.

Рома стоял у парапета, еще не видя ее. Заметив его, Аля почувствовала, как сердце тоскливо сжимается в предчувствии того, что она должна была ему сказать… Она много отдала бы сейчас за то, чтобы уйти, убежать, не видеть его глаз, не произносить этих слов!..

Но уйти было невозможно, и, набрав побольше воздуху, как будто собираясь прыгнуть в темную реку, Аля пошла к нему, все убыстряя шаг.

Часть вторая

Глава 1

Аля сидела за столиком летнего кафе и снизу вверх, не отводя взгляда, смотрела на вздыбленную, невозможную громаду собора Саграда Фамилиа.

Она была в Испании, в Барселоне, но обо всех географических подробностях она забыла, глядя на уходящий в вечернее небо собор Святого Семейства. Кофе стыл в стоящей перед нею чашке; маленький таракан торопился куда-то прямо по бумажной салфетке, как в какой-нибудь московской кафешке.

Аля не видела ни кофе, ни таракана, ни шумной толпы вокруг – только этот странный, необыкновенный храм.

Она знала, что архитектор Гауди не успел его достроить, что его достраивают до сих пор, и подъемные краны подтверждающе теснились рядом с его стенами, – но ей он казался абсолютно завершенным. Вернее, ей казалось, что незавершенность тоже входила в замысел архитектора, о котором Аля еще три дня назад даже не слыхала, а теперь не могла понять: как же она жила, не видя Саграда Фамилиа?

Три дня назад Аля сидела в кабинете Карталова, смотрела в пол и незаметно ковыряла пальцем гобеленовую обивку стула. Мебель в кабинете была старинная, и ехидные хитрованцы уверяли, что стулья взяты из того самого гарнитура мастера Гамбса, в котором искали бриллианты Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым.

– А не рано ты культивируешь в себе артистические капризы? – сердито говорил Карталов. – Я думал, ты серьезнее!

– Да я серьезная, Павел Матвеевич, – не поднимая глаз, бормотала Аля. – Даже слишком…

– Не знаю! – Он недовольно покрутил головой. – Может быть, это теперь считается серьезным – за неделю до генерального прогона отпрашиваться, как первоклассница в туалет на уроке. Объясни мне, по крайней мере, какие-такие у тебя дела нашлись?

– Да у меня не дела… – еще невнятнее оправдывалась Аля. – Мне просто надо… Я просто должна… Ну, мне нужны эти три дня, Павел Матвеевич! – выпалила она, жалобно глядя на него.

– Я же говорю: как школьница с поносом, – проворчал он, и по его сердитому тону Аля поняла, что он готов сдаться.

Вообще-то она разговаривала с Карталовым постфактум и на всякий случай старалась не думать, что станет делать, если он откажет категорически. Но в последнее время все в ее жизни понеслось в таком стремительном ритме, все события казались настолько неотменимыми, что она просто не могла не подчиняться своим странным желаниям, которые со стороны и вправду были похожи на обыкновенные капризы.

Конечно, все началось с вечерней репетиции сцены смерти Стаховича. С того мгновения, когда Карталов сказал про мелководье и Аля поняла, что это правда, что на маленькие, уютные чувства сил не дано – во всяком случае, ей не дано.

Но Рома – он не хотел ей верить!

– Ты выдумала, ты все выдумала, – твердил он, обеими руками держась за парапет набережной с такой силой, что ногти у него посинели.

– Я не обманываю тебя, Рома, пойми! – Аля повторяла это в который раз, и отчаяние уже слышалось в ее голосе. – Я хотела бы, чтобы это было неправдой. Но что мне делать – я так чувствую, я не могу чувствовать по-другому!..