Одним словом, время шло, а желаемого Сеславиным назначения в свиту императора не последовало. Настойчивое напоминание о своих заслугах никогда не нравится власть имущим особам. Убедившись, что люди гораздо менее его достойные царского благоволения идут в гору, а им (по его завышенной самооценке) по-прежнему пренебрегают, оскорбленный Сеславин оставляет Петербург и порывает с двором. Кроме того, ему безусловно отказывают в организации экспедиции в Индию и магометанские страны, граничащие с Россией.
Еще одно обстоятельство его разочаровало. Давний покровитель и многолетний участник переписки с ним граф Толстой, отвечая на осторожное предложение Сеславина жениться на одной из его дочерей, изыскивает убедительный предлог для отказа.
С осени 1823 года Александр Никитич живет в имении своего старшего брата Николая под Вышним Волочком. Здесь он тоже оказывается запоздалым женихом. Упоминаемая им в переписке с родными привлекающая его внимание Екатерина Павловна (сестра жены Николая Софьи Павловны «Катинька»), не дождавшись случая стать генеральшей Сеславиной, вышла замуж за другого, более определенного претендента на ее руку.
Не имея своей семьи, Сеславин отдается заботам о многочисленном семействе брата, всю свою энергию и любовь перенеся на воспитание племянниц и племянников.
Вообще же, находясь многие годы за границей, Сеславин отдалился от тех участников Отечественной войны, которые составили немалую часть вольномыслящей, настроенной на значительные реформы, дворянской интеллигенции. Свободомыслие привело их к созданию тайных обществ. В тайные общества входили и герои Бородина, среди них: Трубецкой, Волконский, Муравьев-Апостол, Лунин и многие другие. Генерала Ермолова император назначил главнокомандующим на Кавказе – это была своего рода опала. К Ермолову отсылали таких неблагонадежных людей, как будущий посланник в Персии Грибоедов и литератор Кюхельбекер. На Ермолова – героя 12-го года, резавшего царю «правду-матку», поносившего лизоблюдов, временщиков и «немчуру», с восторгом смотрела молодежь. Близким знакомым Пушкина, Чаадаева и многих будущих декабристов был Денис Давыдов. В 13-м году в Германии погиб Фигнер. Но если бы Фигнер с его хладнокровной энергией и высокой образованностью, с его независимым и жестким характером остался жив… Вероятно предположить, что он оказался бы среди тех, кто сделал неловкую и трагическую попытку изменить российскую действительность.
Как воспринял Александр Никитич Сеславин день 14 декабря 1825 года? Чаще всего он высказывался, как стронник порядка и самозабвенной деятельности «для пользы Отечества». Однажды в разговоре с Назимовым об обществах, собирающихся в частных домах и осуждающих политические, экономические и военные несовершенства российского правления, Сеславин сказал весьма неодобрительно: «Они хотят устроить у нас парламент, как в Англии, а то и парижский Конвент. Глядишь, и свой российский Бонапарт появится откуда-нибудь, для которого ради славы своей русскую кровь лить – плевое дело. А владея тысячами десятин земли да тысячами душ крестьян и имея соответственные доходы, неймется им на балах в Аничковом дворце». Таким образом Сеславин намекал на недовольных монархическим правлением лиц, обладающих крупными состояниями, нередко высокими титулами и бывающих при дворе. Он вспомнил свое детство в стоптанных сапожатах и не жирные щи в Пажеском корпусе, юность, прошедшую на муштре в метель и мороз, стрельбы на жаре да турецкую пулю, раздробившую ему плечо в штыковой атаке… Вспомнил и свое сидение на дереве над Боровской дорогой, по которой текла отступающая из Москвы рать неприятеля с каретой, окруженной гвардейцами, а в ней человека в сером сюртуке и черной треуголке…
IV
Весной 1827 года Сеславин отправился в Петербург хлопотать об определении двух старших племянниц в Екатерининский институт благородных девиц – одно из привилегированных учебных заведений России. Не разобравшись толком в родстве девочек и знаменитого партизана, император Николай I велеречиво начертал на прошении: «Дочери Сеславина принадлежат государству – оне приняты». Так же была удовлетворена просьба о зачислении племянников в Пажеский корпус. Благонамеренные современники Сеславина превозносили снисходительность монарха к старому воину; впрочем, некоторые пожимали плечами, – дело в том, что сам Сеславин не выражал восторга по поводу царской милости и принял ее как должное. В то же время он рассчитывал на дальнейший успех в благоволении к себе государя и надеялся, что его призовут на службу при дворе на какую-нибудь важную должность.
Однако милость императора ограничилась принятием в привилегированные учебные заведения его племянниц и племянников. На службу придворную, военную или дипломатическую его не позвали.
В том же году сбылась его давняя мечта – он продал аренду и, «удовлетворив наследников деньгами», вступил во владение родовым имением, вернулся в родной дом жить под отцовскою крышею.