Полет Пустельги

Савельев допрашивал механика гаража гауптштурмфюрера CC Шнайдера. Лейтенант Сизова, успевшая к тому времени немного отдохнуть, помыться и переодеться, выглядела весьма привлекательно. И, хотя работы было невпроворот, майора и всех его офицеров охватило приподнятое настроение. Все понимали: победа на пороге. Ни ужасающие развалины Берлина, ни устойчивый запах гари и цементной пыли, ни пугающие мысли о неизвестном будущем, — ничто не могло омрачить душевного состояния возрождения и весны. Савельев с улыбкой наблюдал, как Сизова хлопотала над двумя гильзами от снарядов, наполненных водой. Она с любовью расставляла в них ветви неведомо откуда взявшейся сирени и что-то мурлыкала себе под нос.

Шнайдер, впервые наблюдавший русских офицеров в чистой выглаженной форме, в начищенных до блеска сапогах, в мирной и спокойной обстановке, сам расслабился и попросил у майора разрешения закурить.

— Если мне не изменяет память, 29 апреля позвонили в гараж из секретариата Гитлера и велели весь бензин, имевшийся в гараже, направить в фюрербункер. Вскоре пришли эсесовцы во главе с оберштурмфюрером Райсером и забрали десять двадцатилитровых канистр с бензином. Они же прихватили и все факелы, которые я хранил на случай вывода из строя системы электроснабжения.

— Вы знали, для чего все это предназначалось? — спросил Савельев.

— Я узнал только на следующий день. В гараж забежал мой шеф и личный водитель фюрера Эрих Кемпка. Он что-то лихорадочно искал. В большой кожаный рюкзак сложил хранившиеся у нас гранаты, запасные магазины для автомата, что-то еще. Потом сказал мне, что фюрер и его супруга покончили с собой, а их трупы сожжены. Больше я Кемпка не видел. Похоже, он с другими бонзами удрал в тот же день.

Зазвонил телефон. Савельева вызывал старший лейтенант Заверьянов, офицер его группы, внизу, в бункере, разбиравший с переводчиками захваченные документы.

— Товарищ майор, — голос его звенел, — у нас тут такое! Прошу вас, спускайтесь скорее. Мы детей мертвых нашли.

— Сейчас буду. — Майор отдал приказ находившемуся в помещении офицеру: — Немедленно возьмите с собой задержанных немецких медиков и нашего врача. Все бегом вниз.

В квадратной комнате фюрербункера, входившей в апартаменты рейхсминистра пропаганды и его жены, в кроватках лежали шестеро детей, укрытых байковыми солдатскими одеялами. Пять девочек и мальчик. Они казались живыми, просто спящими. Только странный густой румянец покрывал их лица.

Первыми, вслед за Савельевым, в комнату вошли не медики, а адмирал Фосс, вызванный на допрос, в сопровождении лейтенанта и двух автоматчиков.

— Чьи это дети, адмирал? — спросил Савельев. — Вы их знали?

— Это дети Геббельсов. — Адмирал весь обмяк и непроизвольно опустился на стоявший стул. — Они еще вчера утром играли со мной в карты.

Сизова вместе с офицерами — контрразведчиками привела врачей Хаазе и Шенка, а также указанного ими еще одного врача лазарета штурмбаннфюрера СС Гельмута Кунца.

Врачи подтвердили, что это дети Йозефа и Магды Геббельс. Им в лазарете делали прививки, они получали там витамины. Кунц в присутствии своих коллег был вынужден признаться в том, что он принимал участие в умерщвлении детей. В грязной эсесовской форме, небритый, всклокоченный Кунц то и дело нервно вытирал тыльной стороной ладони лицо, щелкал суставами пальцев, тяжело вздыхал.

— Поздно вечером двадцать седьмого апреля я возвращался из буфета бомбоубежища после ужина. В коридоре меня остановила фрау Магда Геббельс и попросила зайти к ней в комнату. Она сказала, что с минуты на минуту все закончится. Война проиграна. Германия окажется под жестким оккупационным режимом антигитлеровской коалиции. Страну ждут позор и унижение. Немцев превратят в рабов России, Англии и Америки. Миллионы ни в чем не повинных людей будут переселены в разрушенные нашими войсками районы России, Франции, Польши и на Балканы для рабского труда. — Кунц говорил с трудом, задыхаясь в сыром помещении бункера. От предложенной папиросы отказался, сказав, что никогда в жизни не курил.

— Фрау Магда уверяла, что не может позволить захват русскими детей Геббельса. Их судьба в большевистской неволе будет страшна и мучительна. Она твердо потребовала от меня помочь ей в умерщвлении детей.

— И вы дали согласие?! — вскрикнула лейтенант Сизова, нарушив протокол допроса. — Как вы могли? Вы! Врач? — Она своими кулачками растирала хлынувшие по ее щекам слезы.

— Лейтенант, — вскипел Савельев, — прекратите!

Подоспевший старшина Кухаренко по-отечески обнял за плечи Сизову, вздрагивавшую всем телом в нервном припадке, тихонько вывел ее в коридор. Место переводчика занял капитан Зуев, прибывший с группой усиления из Главного управления контрразведки Смерш. Великолепно владевший немецким языком, Зуев вместе с Савельевым продолжил допрос:

— И вы дали согласие?