Полёт раненой птицы

Но Ваня и позже не ответил на звонки. Телефонный бот по-прежнему вещал мне о недоступности абонента. И сообщение в мессенджере оставил без внимания. А я писала ему даже посреди ночи, но и наутро всё осталось без изменений.

– Саш, ну чего ты и маешься? – воскликнул папа. – Сходи к нему сама. Тебе же гораздо легче.

И я пошла.

Дверь мне открыла его мама.

– Здравствуйте! – сказала я и спросила: – А Ваня дома?

– Ты Саша? – уточнила она, и мне стало приятно оттого, что Ванина мама обо мне уже наслышана, но на всякий случай поинтересовалась:

– Он обо мне рассказывал?

– Да, – кивнула она в ответ и улыбнулась. – Проходи. – А потом крикнула уже для него: – Вань, к тебе Саша пришла!

Ваня встретил меня довольно прохладно, одарил мрачным взглядом, а я сразу попыталась выяснить самое главное:

– Ты куда пропал?

И что услышала в ответ?

– У тебя, что, других забот нет, помимо меня?

Ваня презрительно кривил рот, а его голос… его голос звучал резко, неприязненно и даже зло.

Таким я его ещё не видела. Поэтому в первые мгновенья опешила и возмутилась:

– Ты совсем? Не заболел случаем?

Я положила ладони ему на плечи, так, по-приятельски, ища примирения, но…

Ваня брезгливо поморщился и жёстко произнёс:

– Руки убери.

Вот это да! Парень говорит девушке: «Убери руки!» Умеет же он сказать все парой слов.

– Значит, я не ошиблась, это был ты, – наконец догадалась я. – Ты видел меня с Глебом. Да?

5

И тут, конечно же, наступило время для старой банальной истории, сотни раз рассказанной, пересказанной, доказанной и опровергнутой. И я тоже без чужой подсказки прекрасно представляю, о чём подумал Ваня, когда увидел меня с этим любителем поцелуев. Все выглядело приблизительно так: «Она теперь здоровая, нормальная. Что ей теперь делать со мной, с таким ущербным, который шагу не может ступить? Возить колясочку? Ахать заботливо? Смотреть, как бы чего ни случилось с бедненьким, беспомощным? Зачем я ей, когда кругом много нормальных, сильных, здоровых? Она мне кто? Мать? Сестра? Бабушка? Что за смысл ей возиться со мной? И не надо делать вид, будто я ей нужен, будто её беспокоило моё отсутствие. И вообще ничего не надо делать исключительно из жалости к несчастному парню и чувства дискомфорта от того, что непорядочно вот так просто все бросить и порвать. И ни к чему эта поддельная забота. И… руки убери!»

Ох, какая же я тупая дура! Нужно было идти к нему ещё вчера, а не ждать неизвестно чего, утешая себя выдуманными оправданиями. Вот ведь я чучело беззаботное! И что мне теперь делать?

Ваня отводил взгляд.

Господи! Да почему он-то это делал? Почему не я? Это мне должно быть стыдно и неловко. Но я, наоборот, приблизилась к нему.

Что там говорят? Главное в таких случаях – напор и неожиданность.

– Вань, ты что, ревнуешь?

Мой милый, мой самый умный Ваня! Он понял меня, понял, что в моем вопросе не было насмешки, не было презрения, не было недоумения. Он понял, и отвернулся. Но я заметила, как шевельнулись его губы.

Он сказал «да»? Серьёзно? Правда-правда? Я… я не ошиблась? Да точно я не ошиблась? Потому он и отвернулся.

– Вань! – требовательно позвала я. – Давай я все объясню! – И почувствовала облегчение, хотя всё-таки уточнила: – Ты будешь слушать? Ты мне поверишь?

И я рассказала ему про Глеба.

Он молчал. А у меня не получалось спокойно стоять и ждать, когда он хоть что-нибудь мне ответит. И я прошлась по комнате, и в одном углу наткнулась на какие-то осколки.

– Это что? – спросила я, и он сразу догадался, о чём идёт речь, и равнодушно разъяснил:

– Кубок.

– За что? За мотоцикл?

Наверное, мне следовало быть менее любопытной, но это позже легко представлять, как следовало себя вести.

– За велосипед, – невесело усмехнулся Ваня.

Вот ненормальный!

– Я же серьёзно.

– Я тоже, – заявил он. – Слышала о таком – трековые гонки?

Так-так! Ещё одна пострадавшая вещичка на моём счету. Конечно, не совсем на моём, но, не будь меня, она бы, может, ещё постояла какое-то время. Правда, боюсь, что недолго.

Лично я на его месте запустила бы ей в стену в первый же день, как только она попалась бы мне на глаза. Наверняка. После такого спорта, после таких скоростей, достигаемых исключительно невероятным усилием собственных ног, неподвижность и инвалидная коляска. Как страшно! Как страшно, Ваня!

– Сядь на диван!

– Зачем? – он удивился.

– Хочу сесть рядом с тобой.

Ваня состроил рожу, но все-таки перебрался на диван. Я присела рядом, на ковёр, положила ладони ему на колени.

– Зря, – он посмотрел невесело, то ли на меня, то ли на свои ноги. – Они всё равно ничего не чувствуют.

– Они-то, может, и не чувствуют, – согласилась я, но не собиралась смиряться. – Но ты-то чувствуешь.

Не могла я больше видеть его печальных и каких-то обречённых глаз. Я сделала бы что угодно, лишь бы он не оставался дольше таким. А он провёл рукой по моим волосам, словно погладил собачку, и совсем странно проговорил:

– Ты похожа на кошку.

Ну, вот! Я ошиблась. Оказывается, он гладил кошку, а не собачку.

– На кошку, которая гуляет сама по себе. И ни за что заранее не определишь, куда она в следующую секунду приткнётся.

Как началось! И как закончилось!