Полёт шмеля в условиях полярной ночи. Сборник рассказов

Упоминание вице-адмирала С. стряхнуло с лабухов ухмылки и заставило приосаниться.

Осенью, оркестр имел возможность пообщаться с командиром эскадры без посредников. Тогда матрос Штукин, парализованный видом адмиральских погон, внезапно возникших перед его носом, потерял способность дуть. В результате, не оповещённый коллектив , предстал перед высочайшим взором, в достаточно похабном виде. Вице – адмирал С., известный своей кипучей энергией, впал в ярость и собрался « разорвать на пятьдесят шесть вонючих кусков… всех этих… виртуозов «полёта шмеля». По глазам ценителя бессмертного произведения композитора Римского– Корсакова читалось, что он намерен исполнить задуманное прямо сейчас. Но к счастью, адмирала вызвали в штаб, по какому-то, более неотложному, делу.

– По какому поводу совещание?

Своей примороженной мимикой, посыльный дал понять, что данный вопрос не относится к его должностной компетенции, и вытянул голову в коридор.

– Чую, «лабать жмура» будем! – предположил Лукич.

Коллектив, уже месяц, не имевший шанса блеснуть профессионализмом, оживился.

– Хм…не знаю – дирижёр покачал головой.

– Да, точно вам говорю! Иначе, зачем вас, Игорь Глебович, так срочно к адмиралу? А?

– Ну, мало ли… – Игорь Глебович выражал скорее не сомнение, а здоровое желание любого казённого человека, чуть приподнять в глазах окружающих значимость своей должности.

– Вот, увидите, будем жмура лабать! У меня на это дело чутьё.

С наличием у Лукича чутья на похоронные процессии, вряд ли бы кто отважился спорить. Уж, что есть, то есть.

Лет двадцать назад, в пору, когда на месте его теперешней лысины, буйствовал чёрный волос, Лукич состоял в оркестре предприятия ритуальных услуг.

Родной город Александра Лукича не сразу отыщешь не то что на карте мира, а и на карте Московской области, но « клиентов», в «жмур»-конторе хватало.

Производственные отношения предприятия неразрывно сплелись с национальным колоритом. Помянуть, отошедшего в мир иной, клиента являлось частью служебных обязанностей музыканта похоронного оркестра. А в случае нарушения этой профессиональной этики, возникало недопонимание с заказчиком. И, соответственно, драка с оскорблённой роднёй, могла сдвинуться с окончания прощального фуршета, на его начало.

Нормой уважительности к усопшему считался стакан водки. Поэтому, где-то на середине пути, от пьянства к алкоголизму, Лукича, через дядьку-военкома, отправили разучивать военные марши, на Северный флот.

Так что, чутьё на «лабание жмура», у старшего мичмана имелось.

Оставалось только определиться с исполнителем главной роли, в этом грустном спектакле.

– Так, кто всё-таки помер?

Слухи в городе П. распространялись со скоростью сероводорода, пущенного в маленькой комнате, где кто-то из сидельцев убоялся сквозняка и наглухо закрыл окна.

Но пока, вакансия главного героя оставалась вакантной: никто из музыкантов ничего не слышал. А может, жмур был совсем свежим?!

И тут, определённость внёс Саша Попко.

Саша имел вид счастливца, которого приговорили к отрубанию головы, но в последний момент, палач решил ограничиться вырванным зубом. Радость вновь обретённой жизни, на Сашином лице, оттеняли зеленоватая бледность и кусок, окровавленной ваты, во рту.

Он обвёл безумными глазами коллег и попытался выразить свою мысль словами. Но, из-за перебора шипящих согласных, попытка не удалась.

Игорь Глебович проникся сочувствием:

– Чего ты говоришь?

Саша собрался с силами, и внятно прошипел вывод, к которому пришёл полчаса назад:

– В гестапо, всё-таки, щенки работали!

– Так, ты в стоматологии… к бабе пошёл?! – изумлённо развёл руками Игорь Глебович.

Саша хотел, в знак согласия, закрыть глаза, но перед ними стоял ужас, и глаза, наоборот, только расширились.

Эмоции душили, и Саша опять, зашипел и зафыркал, брызгая окровавленной слюной.

– Чего?

Вылеченный пациент собрал силы в кулак:

– У бабы очереди не было.

– Ну, милый! В упомянутую тобою организацию, тоже, никогда очередей не было! Я же, тебе дураку, говорил: к бабе ни в коем случае! Только к мужику.

В санчасти эскадры было два зубных кабинета. В одном принимал мужчина, недавно переведённый в город П. из соседнего гарнизона. И, к нему, очередь выгибалась от самой входной двери санчасти. А стулья перед другим кабинетом пустовали.

Иногда, дверь этого кабинета распахивалась, и дама в белом халате, с ненавистью выкрикивала:

– Следующий!

Но «следующего», в переполненной очереди не обнаруживалось, как впрочем, и «предыдущего».

При появлении дамы в белом, беззубый народ жался друг к дружке, как пингвины, при виде белого медведя.

Зубные страдальцы, несмотря на свои мучения, находили слова сострадания для… мужа этой стервы, в докторском обличии:

– Как же он, горемыка, живёт с такой мегерой?!

Хотя, откровенно говоря, больные люди часто бывают чрезмерно доверчивы и добры. Вполне возможно, что муж этой дамы не заслуживал такого сочувствия, поскольку был субъектом необязательным, и к исполнению своих прямых супружеских обязанностей, подходил без должного усердия, а то и вовсе уклонялся. Что и кипятило злобу в крови его бабы.