-- Он идет вниз, -- сказала она. -- Ему нельзя спускаться и подниматься по лестнице. -- Она быстро подошла к двери и обернулась. - - Он не знает, кто вы. -- Ее щеки порозовели. -- Я имею в виду ваше родство с Альдо. Я сказала ему, что кто-то пришел по делу, я и сама не знала точно, кто именно.
Ее чувство вины передалось мне. Я последовал за ней к двери.
-- Я пойду, -- сказал я.
-- Нет, -- возразила она. -- Не сейчас.
Мы вышли в холл. Ректор уже прошел половину лестницы. Это был мужчина неопределенного возраста от пятидесяти пяти до семидесяти пяти лет, широкоплечий, среднего роста, седовласый, с прекрасными глазами, не утративший красоты, которой он отличался в молодости, хотя цвет его лица и говорил о недавно перенесенной болезни. Сразу было видно, что это один из тех людей, которые с первой же встречи вызывают симпатию, уважение и даже привязанность. Я почувствовал себя еще более виноватым.
-- Это синьор Фаббио, -- сказала жена ректора, когда тот, увидев меня, замедлил шаги. -- Он пришел с сообщением из библиотеки, где работает ассистентом. Он как раз собирался уходить.
Я понял, что ей не терпится, чтобы я поскорее исчез. Я поклонился. Ректор поздоровался со мной наклоном головы.
-- Надеюсь, не мое появление послужило причиной вашей спешки, синьор Фаббио, -- сказал он. -- Прошу вас, останьтесь. Мне бы хотелось услышать про новую библиотеку, разумеется, если вы можете и мне уделить несколько минут.
Я снова поклонился, следуя вдруг пробудившемуся во мне инстинкту групповода. Синьора Бутали покачала головой.
-- Гаспаре, врачи говорят, что тебе не следует ходить по лестнице, -возразила она. -- Я слышала, как ты подошел к телефону. Надо было позвать меня.
Он спустился в холл и встал между нами. Не сводя с меня испытующего взгляда своих прекрасных глаз, он пожал мне руку, после чего повернулся к жене.
-- Мне все равно пришлось бы взять трубку, -- сказал он. -- К сожалению, новости не из приятных.
Я хотел идти, но ректор протянул руку и сказал:
-- Не уходите. Дело не личное. Прискорбный несчастный случай с одним студентом, которого сегодня утром нашли мертвым у ступеней театра.
У синьоры Бутали вырвался крик ужаса.
-- Звонил комиссар полиции, -- продолжал ректор. -- Он только что услышал о моем возвращении и должным образом информировал меня о случившемся. Кажется, -- он повернулся ко мне, -- по причине известных событий на прошлой неделе вчера вечером был объявлен комендантский час, и всех студентов, за исключением тех, кто имел пропуск, предупредили, чтобы после девяти часов они не покидали своих общежитии и квартир. Этот юноша, а возможно, и не он один, нарушил приказ руководства. Должно быть, он увидел патруль, испугался и побежал кратчайшим путем, которым оказалась эта проклятая лестница. Споткнулся и, скатившись с самого верха, сломал себе шею.
Ректор протянул руку за палкой, и синьора Бутали подала ее ему. Он медленно направился в комнату, из которой мы только что вышли. Мы последовали за ним.
-- Это ужасно, -- сказала синьора Бутали. -- И именно сейчас, перед самым фестивалем. Уже было официальное сообщение?
-- Оно появится в первой половине дня, -- ответил ее муж. -- Такие вещи невозможно замалчивать. С минуты на минуту комиссар будет здесь, чтобы все обсудить.
Синьора Бутали подвинула к столу кресло. Ректор сел. Казалось, сероватая бледность его лица еще более усилилась.
-- Я должен созвать собрание университетского совета, -- сказал он. -Извини, Ливия. Тебе придется сделать много звонков. -- Он погладил жену по руке, которую та положила ему на плечо.
-- Конечно, -- сказала она, делая мне безнадежный жест рукой.
-- Не могу поверить, что в комендантском часе была такая необходимость, -- сказал ректор. -- Боюсь, совет действовал, поддавшись панике: как неизбежное следствие, некоторые студенты взбунтовались, что и привело к фатальному результату. Разве были крупные беспорядки?
Он взглянул на меня. Я не знал, как лучше ему ответить.
-- Несколько групп проявили, излишнюю активность, -- сказал я. -Похоже, они не очень ладят друг с другом, особенно студенты Э. К. и студенты гуманитарных факультетов. Объявление комендантского часа вызвало всеобщее недовольство. Вчера вечером в университетском кафе только о нем и говорили.
-- Естественно, -- сказал ректор, -- и самые горячие головы решили послать руководство ко всем чертям. Если бы я сам был студентом, то именно так и поступил бы. -- Он повернулся к жене. -- Умер мальчик Марелли. Ты должна помнить Марелли, года два назад мы останавливались в одном из его отелей. О мальчике я знаю лишь то, что он учился на третьем курсе. Какая трагедия для родителей. Единственный сын.
Во рту у меня пересохло. Синьора Бутали уже не так хотела, чтобы я ушел. Возможно, мое присутствие доставило ее мужу некоторое развлечение.
-- Когда придет врач? -- спросил он.
-- Обещал в половине одиннадцатого, -- ответила она. -- Он может прийти с минуты на минуту.