Полет сокола

Прикрыл дверь, проследил, чтобы она не лязгнула, а затем тихонько прокрался вдоль коридора до поворота. За ним виднелись решетка и гоблин, смотревший что-то по телевизору. Второго видно не было, но, скорее всего, он куда-то вышел. Дверь, видимо, ведущая из этой тюрьмы, виднелась там же. Выход нашелся, но прежде следовало собрать как можно больше информации. Для начала я решил пройтись по оставшимся камерам. Подходя к дверям, прислушивался, впрочем, больше полагаясь на эмпатию, чем на слух. Из шести, не считая моей, заняты оказались всего две камеры. Ну что ж, посмотрим на моих соседей.

Ломиться к ним с криком «а что тут происходит?» я не стал. Для начала осторожно приоткрыл смотровое окошко, ровно настолько, чтобы разглядеть, что внутри. В первой увидел человека, мужчину лет тридцати на вид. Он спал или находился без сознания, лежал на невысоком топчане. Ясно видимые следы побоев не позволяли с точностью установить его состояние. Эмоциональный фон был довольно ровным, хотя мне как-то не довелось эмпатически обследовать кого-либо в бессознательном состоянии. В принципе, мне было все равно, что с ним, точнее, это не мешало моим планам, а, наоборот, повышало шанс остаться незамеченным охраной.

Во второй камере меня ждал сюрприз, и сюрприз неприятный. Прижавшись друг к другу, на таком же топчане лежали дети лет шести-семи. Одетые лишь в нижнее белье и, судя по всему, изрядно замерзшие, они приникли друг к другу, пытаясь сохранить хоть каплю тепла. Еще больше мне сказали их чувства. Отчаяние, безнадега и ни единого просвета. Поймав себя на том, что мой зубной скрежет разносится по коридору, я отпрянул от двери. Какие бы чувства у меня ни вызывала эта картина, влипнуть вместе с ними будет еще хуже, а там посмотрим.

По максимуму смочив все движущиеся детали, я очень медленно открыл засов камеры с мужчиной. Он так и лежал, не меняя позы. Зажав ему рот рукой, начал поливать ледяной водой. Буквально сразу это возымело действие. Человек вскинулся, и мне пришлось прижимать его к кушетке, одновременно показывая, что не надо шуметь. Что удивительно, понял он меня сразу, жестом продемонстрировав готовность сохранять тишину. Отпустив его, я отступил на пару шагов назад, дав мужчине возможность подняться и сесть.

Вопросов у меня было много, но я решил начать с самых актуальных.

— Вы знаете, где мы сейчас находимся? — Говорить приходилось очень тихо, даже не шептать, а, скорее, артикулировать губами.

— Это старое поместье рода Шиловых. — Мужчина тоже старался не повышать голос. — Конкретно это место — домашняя тюрьма, расположенная под казармами охраны.

— И для чего нужна столь сильная охрана, да еще и со своей тюрьмой?

Узник, и так не отличавшийся весельем, совсем загрустил, склонил голову, что-то обдумывая, но, видимо, приняв решение, вскинулся и посмотрел мне прямо в глаза.

— Молодой человек, вы знаете, что такое Проклятый Камень Души?

Понимание было сродни удару в голову от боксера-тяжеловеса.

— Вы хотите сказать, что вот эти близняшки… — закончить я не успел.

— Да, все верно. Именно тут выращивают нежить с Камнями, а девочки служат кормом, простите меня за цинизм.

— А вы кто, раз так хорошо осведомлены о происходящем?

— Я местный доктор. — Мужчина горько усмехнулся. В его эмоциях четко прослеживались сожаление, боль и горе. — Разрешите представиться, Анатолий Анатольевич Блохин, лекарь первой категории. Идиот, решивший изменить мир. Если у нас есть время, я мог бы рассказать о своем появлении тут.

— Ну, времени у нас немного, но оно есть.

— Понимаете, юноша, в этой жизни встречаются люди, которым всегда чего-то не хватает. Денег, счастья, любви. Но если копнуть поглубже, то окажется, что все это у них есть, просто лично им маловато. Вот и я был таким же. Но мне не хватало свободы. Еще в бытность студентом лицея, а затем лекарского вуза, я искренне ненавидел это государство. Сатрапы, думал я тогда, аристократия во главе с императором держит нас за рабов, за скот. Все эти ограничения, отсутствие выбора, единовластие, в конце концов… Я ознакомился со многими трудами известных революционеров, и моей мечтой было сбежать из этой опостылевшей мне империи. Сбежать в СГШ, истинный оплот равноправия и демократии. И стоило мне сдать последний экзамен, как тайком, ночью, я выехал в Европу, а затем и в сами Штаты. Дерзкий побег, я радовался как ребенок, особенно учитывая, что никто за мной не гнался. По приезде вложил все деньги, оставшиеся мне в наследство от родителей, в свое дело, открыл частную лекарскую практику. И вот тут выяснилось много скрытых ранее подробностей. Во-первых, я не мог опустить цены ниже определенного уровня ради привлечения клиентов. За этим зорко следили представители лекарской ассоциации. Да и собирать членские взносы они никогда не забывали. Как и армия чиновников, полиция, мафия и все остальные. Деньги улетали со скоростью ветра, а вот больные не спешили идти ко мне, считая имперским агентом.

Блохин вздохнул, подумал и продолжил: