Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)

Несмотря на решительный вид, который она напускала на себя перед солдатами и носильщиками, Робин была не вполне уверена в себе. Она старалась запомнить, как Зуга прокладывает курс с помощью компаса, и освоила его метод передвижения: заметить какой-нибудь холм или другую приметную деталь местности и двигаться строго к цели, а потом искать другой ориентир. Только так можно было выдержать постоянное направление в этой стране холмов и лесов.

Робин использовала любую возможность, чтобы взглянуть на карту Харкнесса и вполне одобряла выбор маршрута. Брат намеревался пересечь обширную неизведанную страну, которую назвал Замбезией, и выйти на дорогу, которую их дед, Роберт Моффат, проложил от своей миссии в Курумане до Табас-Индунас, где правил Мзиликази, король матабеле.

Однако Зуга собирался срезать путь южнее границ королевства матабеле, минуя Выжженные земли, где, по словам Тома Харкнесса, кровожадные пограничные импи Мзиликази убивают всех чужаков, — родства с Моффатом может оказаться недостаточно.

Главное — выйти на колесную дорогу до Курумана, где начинается исследованный мир и есть источники воды. Дальше, навестив деда, двинуться в Кейптаун — переход длинный и утомительный, но хорошо известный, — и меньше чем через год экспедиция вернется в Лондон. Самая трудная часть маршрута — это путь наугад в поисках дороги Моффата к югу от страны матабеле, в землях, полных неизвестных опасностей.

Разумеется, Робин не собиралась совершать все эти подвиги в одиночку. Через несколько дней Зуга вернется в лагерь у горы Хэмпден и пустится вдогонку. Ссора предстояла серьезная, но Робин не сомневалась, что в конце концов сумеет убедить брата. Найти и спасти отца — задача более важная, чем бессмысленное истребление слонов, чьи бивни, вполне возможно, так навсегда и останутся гнить в земле.

Поступок Робин был всего лишь жестом неповиновения, однако, шагая впереди каравана, она не могла отделаться от неприятного чувства. Позади солдат-готтентот нес грязный потрепанный «Юнион Джек», а следом тянулась вереница угрюмых носильщиков. На вторую ночь они разбили лагерь возле реки, превратившейся в цепочку зеленых бочажков в сахарно-белом песке высохшего русла. Крутой берег зарос золотистыми фикусами, чьи светлые побеги толстыми змеями обвивали стволы деревьев, высасывая из них соки. Растения-паразиты почти поглотили гниющие останки своих жертв, и их гибкие ветви усеивали гроздья крупных ягод, которыми лакомились крупные зеленые голуби. Перелетая с места на место, птицы издавали резкие тревожные крики, совсем не похожие на обычное «хор-р-ошо, хор-р-ошо» других голубей. Наклонив головы, они искоса поглядывали сквозь зеленую листву на людей, разбивающих лагерь.

Носильщики, как обычно, рубили ветки терновника для колючей изгороди и разжигали костры. Вдали, на несколько миль дальше по реке, послышался львиный рев. Спокойный гул голосов затих всего на несколько секунд — к таким звукам все давно успели привыкнуть. С того дня, как экспедиция вышла с перевала на равнину, львы давали о себе знать чуть ли не каждую ночь, и огромные кошачьи следы, иногда величиной с тарелку, часто попадались по утрам вокруг лагеря, но Робин ни разу не видела самого льва. Первоначальный трепет давно сменился безразличием. За колючей изгородью доктор чувствовала себя в полной безопасности и теперь, заслышав далекое глухое рычание, лишь на миг подняла глаза от дневника, занятая описанием дневного перехода и своих успехов в качестве руководителя.

«Мы идем так же быстро, как под началом З.», — написала Робин, решив не упоминать о настроении носильщиков.

Львиный рык смолк. Спокойное бормотание у костров возобновилось, и доктор снова склонилась над дневником.

Через несколько часов солнце опустилось за горизонт, и лагерь начал готовиться ко сну. Мелодичные голоса африканцев стихали. Доктор устроилась на подстилке из свежей травы, рядом со свернувшейся клубочком Джубой, глубоко вздохнула и тотчас же провалилась в глубокий сон.

Разбудили ее шум и суматоха.

Тьма стояла непроглядная, холодный воздух обжигал, и Робин никак не могла прийти в себя. Вокруг раздавались тревожные крики, топот и стук поленьев, брошенных в костер. Прогрохотал ружейный выстрел.

— Номуса! Номуса! — взвизгнула рядом Джуба.

Доктор с трудом приподнялась, не понимая еще, во сне это происходит или наяву.

— Что такое?

— Дьявол! — вопила Джуба. — Злые духи пришли убить нас всех!

Робин откинула одеяло и босиком, в одной ночной рубашке выбежала из хижины.

В этот миг дрова в лагерном костре ярко вспыхнули, высветив мелькающие желтые и черные тела, белки выпученных глаз и разинутые в крике рты.

Маленький капрал, совершенно голый, возбужденно пританцовывал у костра, размахивая длинным «энфилдом». Робин подбежала к нему, а он, не целясь, выстрелил в темноту.

Робин схватила его за руку, мешая перезаряжать ружье.

— Что случилось? — крикнула она прямо ему в ухо.

— Leeuw! — Лев! — Глаза готтентота сверкали от ужаса, в уголках рта выступили пузырьки слюны.

— Где он?

— Он унес Сакки! Вытащил прямо из-под одеяла.